Игра на опережение

— Да, это большая беда, Виктор Николаевич! Люд-милочка наша у вас там, в Москве, пропала! Наши ребята там ее охраняли, оберегали, а их так зверски убили! За что? И потом, ваша милиция Людмилочку увезла, и никто ее больше не видел… Что ж у вас там, в Москве, творится? У нас в народе так говорят: как эта перестройка началась, так одни перестрелки пошли! И уж сколько народу замучили и поубивали! Конца этому нет…

— Кто это? — Охрипший мужской голос прервал ее причитания. — Вас плохо слышно!

— Здравствуйте, Рамзан Магомедович, — громко поздоровался Шаравин. — Я следователь Генпрокуратуры Шаравин Виктор Николаевич. Я сейчас звоню из прокуратуры…

— Откуда? — переспросил отец похищенной.

— Я в Генпрокуратуре!

— Тебя арестовали, да? За что? Если ты порядочный, хороший человек, за что они тебя арестовали, ты можешь сказать? Тебе нужны деньги, чтобы заплатить залог? Сколько?

— Нет-нет, Рамзан Магомедович, меня не арестовывали и поэтому платить за меня залог не нужно… — Шаравин показал кулак прыснувшему Денису. — Я сам следователь! Уже возбуждено дело о похищении вашей дочери. Мы хотим узнать от вас, кто здесь мог ее похитить?

— У меня нет врагов в Москве! — сказал Хубиев.

— Но ваши враги не обязательно находятся в Москве! — почти крикнул Шаравин. — Они могут быть рядом с вами.

— У меня здесь враг только один! — гордо ответил Хубиев. — А так больше завистники, а они хуже врагов. Или соперники и конкуренты. Тенгиз Могуев мой враг, но я не могу на него так подумать! Наши роды давно враждовали, но сейчас другое время, и мы с ним цивилизованные люди. Тенгиз, когда узнал о похищении моей дочки, передал мне через соседей соболезнование, хотя сам ко мне не пришел, как другие, чтобы разделить мое горе. Нет, не верю, он не мог так поступить! Я про него никогда так не подумаю…

— А другие? Вы же говорили о ваших завистниках.

— Я никому ничего плохого не сделал… — Голос Хубиева дрогнул. — А хорошего людям сделал много. И никто не посмеет мне бросить в лицо, что я никогда не помогал соседям! Завтра мои сыновья и племянники вылетают в Москву, они там на месте сами разберутся, сами найдут ваших милиционеров, раз они этим занимаются, и со всеми там на месте разберутся!

— Представляю… — пробормотал Шаравин.

— Что ты сказал? — переспросил Хубиев. — Я плохо тебя слышу.

— Скажите, похитители к вам обращались? Они выставляли какие-то требования или условия?

— Нет, но мы каждую минуту, каждый час ждем, когда к нам позвонят. Или подбросят письмо. Но я знаю, что они скажут или напишут. Чтобы я не говорил никому ни слова, ни милиции, ни прокуратуре.

— Если вам будет не трудно, уважаемый Рамзан Магомедович, поставьте меня об этом в известность.

— Нет, дорогой следователь, не расслышал твоего имени-отчества, — воскликнул Хубиев.

— Меня зовут Виктор Николаевич…

— Очень хорошо, Виктор Николаевич… А телефон дашь?

— И телефон дам, и рабочий, и домашний, — пообещал Шаравин. — Записывайте… Так что вы хотели сказать?

— Слушай и запомни, дорогой Виктор Николаевич! Я не стану рисковать здоровьем и жизнью своей дочки! И даже не упрашивай. Либо я сам ее освобожу, либо сам за нее заплачу. Дом продам, все отдам, что нажил, лишь бы она ко мне вернулась! И уже ни в какую Москву больше ее не отпущу!

— Я вас прекрасно понимаю… — ответил Шаравин. — Но я еще хочу вам сказать: не надо бы вашим сыновьям сюда прилетать. Мы обязательно найдем похитителей, переодевшихся в милиционеров.

— Я уже сказал: разберусь сам, — гневно ответил Хубиев. — И до свидания, передайте поклон вашей семье. Аллах да облагодетельствует нас своей милостью, вернет мне мою дочь живой и невредимой, и мы обязательно еще увидимся.

Шаравин отключил сотовый, посмотрел на Гряз-нова, зацокавшего языком.

— Вах, вах, такого восточного пожелания в свой адрес я еще не слыхал, — сказал Денис. — Дядь Сань, а ты?

Турецкий только усмехнулся.

— А что я еще мог ему сказать? — стал оправдываться Шаравин. — Чтобы он с вами сотрудничал?

— Он отказался? — спросил Турецкий.

— Да. Наотрез.

23

Фарид, племянник Ансара Худоева, ждал звонка дяди начиная с позднего вечера, а он раздался лишь поздно ночью.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Ансар. — Что там у них происходит?

Фарид сидел со своими боевиками в высокогорной пещере, недалеко от дагестанской границы.

— Слушай, нехорошо у них там! Обстановка совсем накалилась, ты не представляешь, что здесь творится! Раньше ругались, грозили. Сейчас все растерянные какие-то… Два раза за ночь «скорую» вызывали. Уже «неотложка» возле дома дежурит. Свет каждую ночь в доме горит, женщины плачут… Сам, своими ушами слышал, врачи говорят: совсем плох Рамзан стал, сердце на волоске висит! Но все равно от госпитализации отказывается. Поспешить бы, Ансар, заберет его Аллах, с кем договариваться станешь?

— Сыновья его где сейчас?

— Возле дома трое с автоматами, и еще соседские парни дежурят по очереди, остальные двое, сам знаешь, улетели разбираться в Москву.

— Милиция, ФСБ, прокуратура там не появлялись?