Так Рансхофен и сделал, ему незачем было повышать ставку, потому как собственное положение внезапно показалось ему очень хлипким, четвёртая карта не принесла ничего хорошего, а сосредоточенный и направленный на него взор Гершеля говорил, что Президент что-то затевает, что у него есть какое-то тайное средство, за счёт которого он перетянет к себе победу. Рансхофен не мог этого допустить. Он не мог проиграть последний раунд, до сих пор он лишился только одного города и не планировать увеличивать потери. Однако, всё должна была решить пятая карта.
Сам того не осознавая, Грабис должен был выступить в роли руки судьбы. Ситуация достигла точки бифуркации, и именно ему предстояло определить, как сложатся события после переломного момента.
Из-под его трясущейся, влажной ладони на стол легка пиковая дама. А всё, произошедшее потом, показалось ему чередой нелепых кадров, врезавшихся в память на всю жизнь.
Как только пятая карта заняла положенное место, Гершель ясно и отчётливо объявил:
– Поднимаю! – На лице Рансхофена появилось несвойственное ему выражение, как будто великий диктатор испугался. – Поднимаю и ставлю Хадеру!
Тут пришёл черёд удивляться и Грабису, наблюдая за тем, как багровеет лицо Рансхофена, он чувствовал, что объём комнаты стремительно уменьшается, как стены начинают выдавливать из него воздух, потому как Хадера была столицей и самым многочисленным городом. Население четырёх стран поперхнулось, военные советники Гершеля повскакивали с мест и вцепились пальцами в волосы! Что они только что услышали? Президент поставил Столицу?
В самом деле существовали планы эвакуации под дурацкими названиями "Дорога", "Тропа" и "Шоссе", но ни в одном из них не указывалась столица. О ней даже не намекали, потому что её неприкосновенность считалась абсолютной! И кто лучше Президента должен был осознавать это?!
– Я ставлю Хадеру. – Повторил Гершель, подтверждая собственное безумие. – И жду от вас не менее щедрого жеста, граф Рансхофен.
Резкая смена охотника и жертвы всегда выбивает из колеи. Ещё больший удар его гордости нанесла вдруг показавшаяся манерность Гершеля. На его земле! Его словами! Его окунали в грязь под пристальным взором телекамер! Но Гершель блефовал, не мог не блефовать! Этим последним шагом он стремился повернуть исход игры в свою сторону, но диктатор оставался верным себе до самого конца.
– Дюссау. – Выдавил граф сквозь плотно сжатые зубы. – Вы готовы обменяться ракетами, господин Гершель?
Вместо ответа Натан просто перевернул свои карты и придвинул их к тем, которые уже лежали на столе.
Сами по себе его карты не производили должного впечатления, уж тем более не позволяли играть столицей, но в купе с выложенными образовали комбинацию, достаточную для того, чтобы побить Рансхофена. Потому как у него вовсе не было ни единой комбинации.
Выложенные рукой Грабиса пять составляли набор из червового короля, червового валета, семёрки крести, семёрки бубей и пиковой дамы, к ним Гершель присоединил свои пиковые семёрку и четвёрку, что составило сет из семёрок. Рансхофен глядел на его карты и пытался развидеть увиденное.
Очень медленно, словно в гипнотическом сне он открыл свои карты на самом краешке стола, как можно дальше от Гершеля, видимо, надеясь, что тот не обратит на них внимания. Червовая девятка и бубновый туз смотрелись очень перспективно, особенно когда Грабис выложил первые три карты, тут вне всяких сомнений вырисовывался стрит, нужно было всего две карты, на семёрки Рансхофен даже не смотрел.
Грабис, выполнивший свои обязанности до конца, наконец-то сумел протереть давно вспотевшую шею, этот кошмар кончился, ему нужно проспаться, нужно в обязательном порядке выпить чего-нибудь крепкого, посетить ванную и проспаться… Спрятаться под одеяло от грязного и несправедливого мира… Остаться наедине с жалостью к самому себе…
Йоханайн не успел додумать мысль, когда подошедшая к концу драма набрала новые обороты.
– Нет! – Внезапно заревел Рансхофен и размашистым жестом смахнул со стола свои карты вместе с приличной частью колоды. – Нет! Nicht5!
Его крик не успел затихнуть в замкнутом пространстве, как он уже одним прыжком подскочил к неподвижному человеку, на протяжении вечера колдующему над клавиатурой, и вцепился руками в его кобуру. Граф Рансхофен Штауффенберг хватался за торчащую рукоятку пистолета и дёргал на себя, но та не поддавалась.
Солдат оттеснил его корпусом.