– Допустим… Но почему она все время его вспоминает? Как-то это некрасиво…
Мартин убрал со лба волосы.
– Не просто вспоминает. Она достает его фотографии и прячет у себя в белье.
Габриэль расхохоталась. Но тут же взяла себя в руки и прижала к губам ладонь.
– Прости. Ты ведь про ящик с бельем, да?
Мартин смерил ее неодобрительным взглядом.
– Да, про ящик. Но самое странное в том, что потом она все забывает и сваливает это дело на меня.
– Что?! У нее совсем крыша поехала?
– Понятия не имею. Ей, наверное, стоит и впрямь показаться врачу, но если я предложу, это будет все равно что помахать красной тряпкой перед быком.
– Кажется, стоит предусмотреть какие-нибудь меры предосторожности.
– Какие еще меры?
– Ну не знаю… Привязывать ее во сне к кровати, например? А то вдруг она встанет посреди ночи и решит отмочалить тебя скалкой.
– Очень смешно. Она не сумасшедшая. Просто…
– Спятила.
Мартин сердито поджал губы.
– В любом случае о Колетт говорить я не хочу. Я тебя не за этим сюда привел.
– Мы уже обсудили, зачем именно ты меня привел. Но мне, наверное, пора.
Габриэль хотела встать, но Мартин, ухватив ее за талию, не дал подняться.
– Ты куда? Я думал, мы еще разок…
– Нет, на сегодня развлечений хватит. У вас и так очень любопытные соседи. Когда мы подъехали, мне показалось, кто-то выглядывает из-за штор.
– Ну да, мы живем дружно. Помогаем друг другу, если надо.
– И сплетничаете потом напропалую… Не хочу стать местной знаменитостью. Так что вызови мне такси, а я пока оденусь.
Габриэль слезла с кровати и принялась надевать белье. Мартин достал телефон. Дождавшись, когда он свяжется с диспетчером, Габриэль сказала:
– И еще: после того как я уйду, постирай простыни.
– Зачем?
– Мартин, она узнает.
– Не узнает. Откуда?
– Поверь, еще как узнает. У женщин на такие вещи чутье.
Мартин опасливо нахмурился.
Через пять минут подъехало такси. Мартин натянул спортивные штаны с футболкой и проводил Габриэль до дверей. Когда такси уехало, он вернулся, посмотрел на кровать, и, внезапно решившись, начал стаскивать простыню и наволочки.
Броган по-прежнему наблюдал за ним. Спектакль удался на славу, хоть и прошел совершенно не по сценарию.
Как бы Мартин ни старался, Колетт обязательно узнает о его сегодняшней выходке. Причем из уст самого мужа.
Уж Броган об этом позаботится.
Дал слово – держи. Кроме того, Броган проголодался.
Элси приготовила ему ранний завтрак в лучших английских традициях: бекон с сосисками, яйца, фасоль и тосты. Только черного пудинга у нее не нашлось, но Броган все равно его не стал бы. От еды, изготовленной из крови, его выворачивало наизнанку.
– Почему ты приходишь только ночью? – спросила Элси.
Броган проглотил кусочек бекона, с которого капал яичный желток. Именно так, как он любил.
– Трудно объяснить, – ответил он.
– А ты попробуй.
– Есть правила, которые мне надо соблюдать. Ночью – безопаснее всего.
Элси кивнула, хотя что-то по-прежнему не давало ей покоя.
– Я все думаю… – снова начала она. – Про тебя. Про ту аварию.
– Ты о чем?
– Я… сама не знаю. Все так странно… Ты ведь здесь, правда, Алекс? Я тебя не придумала, нет?
Броган покачал головой:
– Нет, не придумала. Я настоящий. – Он взял ее за руку. – Вот видишь? Настоящий?
– Да, но…
– Что «но»?
– Не понимаю, как такое может быть. Они сказали, ты умер.
– Кто сказал?
– Полиция. После аварии. И я помню… помню, как ходила на твои похороны. И когда я сказала про тебя Кэрри, она ответила то же самое. Она…
– То есть ты снова ей про меня говорила?
Элси в ужасе встрепенулась:
– Алекс, прости! Я опять забыла. Но все так странно… Кэрри постоянно твердит, что ты не можешь вернуться. Но это ведь неправда, да? И все остальные, получается, тоже ошибаются?
Броган глотнул чаю, пытаясь подобрать подходящий ответ.
– Я не знаю, как тебе сказать, – начал он. – Знаю лишь, что наша вселенная очень странная. Бывают события, которые никак нельзя объяснить. Важно, во что веришь ты, а не во что верят другие.
– Я знаю, в чем правда, – ответила Элси.
– И в чем же?
– Правда в том, что ты – мой дар свыше.
– Дар свыше?
– Да. Я в последние дни часто об этом думала. Возраст сказывается и здоровье… Мне немного осталось.
– У каждого из нас свой срок.
– Да. И вот что я думаю. На самом деле все мы одинаковые. Рождаемся, живем, потом умираем. Разница лишь в том, сколько нам отмерено.
– Кажется, я тебя не понимаю.