Игра над бездной

В конце дня, приблизительно в то время, когда учреждения заканчивают свою работу, Илмар направился к дому Руйги — лишь его адрес сохранился у него в памяти. Руйга квартировал у своего дальнего родственника и была надежда, что он не поменял местожительства, а если даже и поменял, то родственники смогли бы сообщить новый адрес. На этот раз повторилось почти в точности то, что случилось два дня назад у Анны Вийуп: Илмара не пожелали впустить в квартиру, и ему пришлось воспользоваться старым приемом — протиснуться в дверь до того, как ее перед ним захлопнут. По счастью, родичей Руйги не было дома, и Леон открыл дверь самолично. Небольшой инцидент обошелся без свидетелей.

Леон Руйга был красив. Романтически бледное худое лицо, черные усики и темные, горящие угрюмым огнем глаза, словно две молнии враждебно бившие в пришельца. На нем форма студента политехнического института.

— Интересно, что ищет тут Иуда? — спросил он спокойно и тихо, но это спокойствие далось парню не просто.

— Иуда хочет поговорить с идиотом, — парировал ядовитый выпад Илмар. — И он уйдет не раньше, чем его выслушают.

— Нас трое, и мы можем отделаться от тебя в любое время, — ответил Руйга. — Уйдешь сам или мы должны помочь тебе?

— Не валяй дурака, здесь не сцена и никто тебе аплодировать не станет, если вообще можно аплодировать столь глупой шутке. Рожа Люцифера тебе не подходит.

— Что надо Иуде? — прежним тоном спросил Руйга.

— Полчаса внимания без всяких предварительных условий. Но если твое время подорожало после суда, обойдусь и десятью минутами.

— Бесплодные усилия. Здесь ты ничего не добьешься.

— Откуда ты взял, что я пришел чего-то добиваться? И что вообще ты можешь кому-либо дать? Уйми свое воображение, Леон Руйга!

— Так. И что дальше?

— А дальше запомни следующее: если ты сегодня не хочешь со мной разговаривать, то второй раз я не приду. А через несколько дней ты сам станешь меня разыскивать, если твоя глупость не столь велика, как твое высокомерие.

— Как ты желаешь разговаривать — со свидетелями или без?

— Кто эти двое?

— Савелис и Цауна.

— Я хочу, чтобы и они это услышали.

— Тогда входи. Но помни — мы не скучаем, и такой весельчак, как ты, нам не нужен.

— Через десять минут вы сможете повеселиться вволю.

Они вошли в комнату Руйги. Савелис с Цауной от удивления повскакивали со стульев.

— Это же… так это же наглость… — пробормотал Савелис.

— Леон, ты с ума спятил — чуму в дом! — возмущенно воскликнул Цауна.

— Через десять минут раскроем окна и проветрим комнату, — успокоил его Руйга.

— Для вас всего полезней было бы раскрыть свои мозги и часок их провентилировать. Пылищи и микробов там невпроворот… — усмехнулся Илмар, затем повернулся к Руйге. — Со вступлением или без?

— Чем короче, тем лучше… — нетерпеливо кивнул Руйга.

— Быть может, мне позволят сесть? — спросил Илмар, но поскольку ему не ответили, он раздраженно пододвинул к себе стул и сел. Цауна повернулся к нему спиной и уставился в окно. Савелис с интересом исследовал носки своих нечищеных ботинок. Один Руйга не отворачивался и смотрел в упор на Илмара, полуприсев на край стола. Но его острый, ненавидящий взгляд больше не раздражал Илмара и не приводил в смущение.

— Позавчера осудили Роберта Вийупа, — начал он. — Он был моим лучшим другом и самым умным, самым способным из нас. Потому что первый на деле доказал, что может не только давать обещания и принимать на себя обязательства, но и выполнять обещанное. Дали клятву Ганнибала пятеро, но только один исполнил свой обет. Другие предпочли скулить и задирать нос, охотиться за тенями и копаться во взаимных обидах. У Роберта Вийупа были дела, вы же довольствуетесь словами. Вийупом руководила железная логика, устремленность к цели, а вами движет больное воображение и фантазия. Он был мужчина, вы же так и остались подростками. И если бы я не знал, что вы все же кое-чего стоите, что вас по-настоящему и глубоко тревожат существующие порядки, что вы испытываете чувство протеста против несправедливости, то мне вообще было бы стыдно даже разговаривать с вами, усатые мальчуганы.

Савелис с любопытством глянул на Илмара, а сдержанное покашливание Цауны говорило о том, что он слушает со вниманием.

Илмар продолжал: