Игра над бездной

Быть может, Илмар ко всему этому привык бы, и Балтыни тоже постепенно с ним свыклись, ограничься противоречия лишь внешними проявлениями, общественным положением, образом жизни. Основной контраст скрывался гораздо глубже. Илмар и они были как бы два разных морских течения — теплый бурный Гольфстрим и холодное Лабрадорское. Сближаясь, они, естественно, не перемешивались, а расходились, каждое своим путем. В семействе Балтыней любили порядок, умеренность и рассудительность во всем, а Илмар был азартен. Он не уклонялся от риска, вел игру ва-банк и не боялся опасностей. Они же были расчетливы и умны, с небольшими, но надежными и исполнимыми запросами по части счастья. Пьянящая радость бури и опасности оставались за пределами их понимания, они предпочитали ехать на смирных лошадках и сидеть на мягких подушках. Никогда они не вспыхивали яростью и не пытались прошибить лбом стену, но потому и был им чужд восторг молниеносной победы и приносимое ею удовлетворение. Единственное, ради чего они могли пожертвовать приличиями, — все ради того же вожделенного покоя. Высказать в глаза неприятную правду — причинить ущерб деловым отношениям. Лучше они возьмут ненужную им обезьянку (чтобы потом отдать тому же шарманщику и сказать, будто животное простудилось и околело), чем станут объяснять дарителю, что для мартышки нет места в их доме. Возможно, в этом состояла их большая слабость, а возможно и сила. Они пожалели Илмара, но он им не завидовал.

Что могло из этого получиться?

Вечером Илмар возвращался обратно в город. Он думал, что день прошел хорошо. Но все-таки он немного нервничал и был недоволен тем, что поезд на три минуты запоздал. Он стыдился плохо думать об Анде, но был бессилен отрицать, что ее расположение к нему уже не так его умиляло, как раньше. Кое-что ему даже не нравилось. Но, по-видимому, все это шло от внутреннего напряжения и тревожных мыслей, целый день не выходивших у него из головы. Он болтал и балагурил с Андой, но думал о Вийупе и о неизвестном. В четверг ему снова предстоит поездка на дачу к Балтыням, тогда он привезет остальные подарки — кораллы и гребни. А за это время он постарается съездить домой.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

1

Это были два мира. Один остался позади, в большом городе: шум, суета и соблазны; в быстром ритме там все мчалось в завтра, вчерашнего сегодня уже не увидишь: то, о чем думали сегодня, завтра смоет волна новых впечатлений и интересов; много там происходило больших событий, но о них быстро забывали, потому что давно никто ничему не удивлялся, и всякое новое стремилось опередить и оттеснить предыдущее, и люди там не привыкли оглядываться назад. Другим миром был тот, что перед Илмаром открылся теплым июньским утром, когда он, покинув борт каботажного суденышка, шел от морского берега к отчему дому. Ничто здесь не изменилось. Те же липы и березы шелестели листвой над старыми крестьянскими домами, у обочин лежали те же серые валуны, и река с едва слышным урчанием катила в море спокойные воды. Пастухи пасли скотину, запоздалый сеятель бросал зерна во влажную землю, и на кустиках черники висели светло-зеленые бубенцы ягод. Обитатели того, дальнего мира могли жить своей жизнью, лететь сломя голову и ликовать, грызться за лучшее место под солнцем и впадать в отчаяние, когда у них это место отнимали, — человек от земли не слышал их суматошной возни, а если даже и слышал, то только поворачивал неспешно голову в ту сторону, откуда доносился шум, так, как бывало, смотрел на журавлиный клин, скользящий по небосводу, или прислушивался к дальним раскатам грома. «Журавли…» — промолвит он, если это была стая журавлей. «Гром…» — если это был гром. И степенно гнал дальше свою борозду, сеял, острил косу. Так это длилось сотни и тысячи лет. Сменялись поколения, воевали народы, создавались и погибали государства, а он, земледелец, оставался на своем месте, пахал, сеял и убирал урожай, жил неспешно, в свое время любил и в свое ненавидел, и неспешно умирал, когда наставал его час. Он не знал и не желал знать, за что один царек терпеть не может другого, но он понимал птичьи тревоги и значение кроваво-красного заката: ветер подует с севера и жди снежную завируху… Радужно-дымчатое кольцо вокруг луны, цвирканье насекомого, движение воды и вскрик иволги подавали одному, ему понятную весть, и он знал, когда настанут заморозки, когда свалить дерево и когда забить скотину. Он жил в единении с природой, внутри него было спокойствие природы и ее страстность, и потому он вечен, так же, как все в том мире, куда сейчас возвратился Илмар Крисон.