Игра Нептуна

Вернувшись, он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы собрать чемодан и освободить белую комнату. Свободное пространство – вот что он хотел увидеть в Париже. Он чувствовал, что сыт по горло облаками, темными кучевыми облаками, которые сталкиваются друг с другом, как надутые жабы, порождая молнии. Нужно было разъединять облака, резать их на кусочки, класть каждый кусочек в ячейку, на пластинку для обработки, а не кидать в огромную неподъемную сумку. Он станет поступать с подводными камнями так, как его научили в ККЖ, конечно, если сумеет. Он подумал о ближайшем: присутствии в аэропорту Ноэллы, готовой лететь рейсом в 20.10.

Утром головная боль прошла, и Адамберг приехал в ККЖ вовремя, снова припарковал машину под кленом и поздоровался с белкой. Ему становилось легче от повторения этих незатейливых действий. Все коллеги осведомились о его самочувствии, никто не выказал ни малейшей иронии насчет вчерашнего. Теплота и тактичность. Жинетта обрадовалась, что шишка на лбу стала меньше, и снова намазала ее липкой мазью.

Комиссар с удивлением понял, что Лалиберте даже не сообщил французам об эпизоде в «Шлюзе». Суперинтендант изложил версию о ночном столкновении с нижней веткой дерева. Адамберг оценил элегантность умолчания, понимая, сколь заманчиво было посмеяться над историей с бутылкой. Данглар наверняка извлек бы выгоду из его пьяных подвигов, а Ноэль отпустил бы несколько крепких шуток. Впрочем, шутками дело вряд ли бы ограничилось, а дойди эта история до окружения Брезийона, с Фавром могли бы возникнуть сложности. В курсе дела была только лечившая его Жинетта, но и она хранила молчание. Здесь царила такая целомудренная сдержанность, что Зал сплетен сжимался до размеров каморки. В Париже подобная история выплеснулась бы за стены отдела и докатилась бы аж до «Пивной философов».

Один Данглар не спросил, как он себя чувствует. Неотвратимость вечернего вылета ввергла его в боязливое оцепенение, которое он пытался скрыть от квебекцев.

Свой последний день Адамберг провел, как прилежный ученик, ведомый Альфонсом Филиппом-Огюстом, который был настолько же скромен, насколько громкой была его фамилия. В три часа дня суперинтендант приказал закончить занятия и собрал коллег для подведения итогов и прощального банкета.

Деликатный Санкартье подошел к Адамбергу.

– Полагаю, ты вчера перебрал? – спросил он.

– В каком смысле?

– Не поверю, что такой человек, как ты, мог наткнуться на ветку. Ты же любишь лес и тропу знал лучше своих ботинок.

– Ну и?

– Думаю, у тебя что-то не заладилось в расследовании или что-то тебя достало. Ты напился и налетел на ветку.

Следопыту Санкартье самое место на участке.

– Да какая разница? – спросил Адамберг. – Не один ли черт, из-за чего налетаешь на ветку?

– Вот именно. С ветками чаще всего «целуешься» из-за проблем. А тебе – из-за твоего дьявола – следует быть повнимательней. Не жди ледостава, чтобы перебраться на другой берег. Выбрось все из головы, лезь на берег, цепляйся изо всех сил.

Адамберг улыбнулся.

– Не забывай меня, – сказал Санкартье, пожимая ему руку. – Ты обещал известить, когда поймаешь свое привидение. Сможешь прислать флакон жидкого мыла с запахом миндального молочка?

– О чем ты?

– Видел у одного знакомого француза. Мне понравился запах.

– Ладно, Санкартье, пришлю тебе посылку.

Этому человеку для полного счастья не хватает только мыла. На мгновение Адамберг позавидовал желаниям сержанта. Запах миндального молочка прекрасно ему подойдет. Оно будто создано специально для него.

В аэропорту Жинетта еще раз проверила гематому на лбу Адамберга, который озирался по сторонам, выглядывая Ноэллу. Вылет могли вот-вот объявить, а она все не появлялась. Он почувствовал облегчение.

– Если разболится в самолете, выпей вот это. – Жинетта сунула ему четыре таблетки.

Она запихнула в его сумку тюбик с мазью и велела накладывать ее еще неделю.

– Только не забудь, – с опаской повторила она, не слишком ему доверяя.

Адамберг поцеловал ее и пошел прощаться с суперинтендантом.

– Спасибо за все, Орель, и за то, что ничего не сказал коллегам.

– Да ладно, с кем не случается, подумаешь, напился. Нечего языком попусту трепать. Начнут сплетничать – их не остановишь.

Шум двигателей снова привел Данглара в ужас. Адамберг не сел рядом с капитаном, он посадил сзади Ретанкур для неотложной помощи, которую она и оказывала дважды за время полета, так что, когда самолет приземлился в Руасси, все выглядели осоловевшими, кроме Данглара, который отдохнул и был в прекрасной форме. Он целым и невредимым вернулся на парижскую землю, и это привело его в благодушное настроение, заставив смотреть на жизнь с оптимизмом. Прежде чем сесть в автобус, он подошел к Адамбергу.

– Приношу извинения за тот вечер, – сказал он. – Простите меня. Я вовсе не то хотел сказать.

Адамберг кивнул, и все разошлись. Впереди у них был день на то, чтобы прийти в себя.