Адамберг перенесся мыслями в морг в пригороде Страсбурга, к телу Элизабет Винд. Молодой покойнице нанесли три раны в живот, в линию. Здесь, за десять тысяч километров от охотничьей территории Трезубца.
– Дай мне деревянную линейку, Орель, – шепотом попросил комиссар и протянул руку, – и гибкую рулетку. С градацией в сантиметрах.
Удивленный Лалиберте перестал улыбаться и отправил врача за инструментами. Адамберг молча произвел измерения, трижды, как делал это три недели назад в Шильтигеме.
– Семнадцать и две десятых сантиметра в длину, восемь миллиметров в высоту, – бормотал он, записывая цифры в блокнот.
Он еще раз проверил расположение ран, находящихся на абсолютно прямой линии.
«Семнадцать и две десятых сантиметра, – повторил он про себя. – На три миллиметра больше длины поперечной перекладины вил. И все же…»
– Лалиберте, какова глубина ран?
– Около шести дюймов.
– То есть?
Суперинтендант нахмурил брови, считая в уме.
– Около пятнадцати и двух десятых сантиметра, – опередил его врач.
– У всех трех ран одинаковая глубина?
– Да.
– Есть ли в ранах земля? Грязь? – спросил Адамберг. – Или орудие убийства было чистым и новым?
– Нет, мы нашли в глубине ран частички гумуса, листьев, мельчайшие кусочки гравия.
– Вот как, – удивился Адамберг.
Он вернул Лалиберте линейку и сантиметр, заметив, что суперинтендант явно обескуражен: он не ожидал, что Адамберг будет так тщательно осматривать тело.
– Что случилось, Орель? Ты разве не за этим меня вызвал?
– Конечно, но… – Лалиберте колебался. – Но что ты там меришь?
– У вас есть орудие убийства?
– Конечно нет, сам понимаешь. Но мои специалисты восстановили его. Это большая плоская отвертка.
– Твои специалисты лучше разбираются в молекулах, чем в оружии. Это не отвертка. Это вилы.
– Откуда ты знаешь?
– Попробуй трижды воткнуть отвертку и получить прямую линию и одинаковую глубину ран. За двадцать лет не преуспеешь. Это вилы.
– Ты это проверял?
– Это и еще нечто, гораздо более глубокое. Как ил озера Пинк.
Суперинтендант был определенно растерян. Он вел их сюда, явно на что-то рассчитывая, но измерения сбили его с толку. Адамберг пытался понять ход мыслей Лалиберте.
– На голове есть след от удара? – спросил он у врача.
– Большая гематома у основания черепа, жертва потеряла сознание, но не это стало причиной смерти.
– Откуда ты узнал про удар? – спросил Лалиберте.
Адамберг повернулся к суперинтенданту и скрестил руки:
– Кажется, ты вызвал меня из Парижа, потому что я собрал некоторые сведения, так?
– Так… – Ответ прозвучал не слишком уверенно.
– Так или нет, Орель? Я лечу через Атлантику, а ты в два часа ночи тащишь меня к трупу. Чего ты от меня ждешь? Чтобы я подтвердил тебе, что она умерла? Раз ты приволок меня сюда, значит, знал, что я в курсе. Во всяком случае, так мне сказали в Париже. Это правда, я в курсе. Но тебя это, похоже, не обрадовало. Ты ждал чего-то другого?
– Не обижайся. Меня это удивляет, вот и все.
– Главные сюрпризы впереди.
– Сними простыню, – приказал Лалиберте медэксперту.
Рейнальд начал аккуратно отворачивать саван – совсем как Менар в Страсбурге. Адамберг напрягся, заметив четыре родинки в виде ромба у основания шеи. Благодаря медлительности врача он успел собраться и не выдал себя.
В ящике лежала Ноэлла. Адамберг, стараясь дышать ровно, осмотрел труп. Он надеялся, что не спускавший с него глаз Лалиберте ничего не заметил.
– Я могу увидеть гематому? – спросил он. Врач повернул голову жертвы.
– Удар был нанесен тупым орудием, – объяснил Рейнальд. – Это все, что мы можем сказать. Скорее всего деревянным.
– Ручкой вил, – уточнил Адамберг. – Он всегда так поступает.
– Кто «он»? – спросил Лалиберте.
– Убийца.
– Ты что, знаешь его?
– Да. И хотел бы знать, кто сообщил об этом.
– А девушку ты тоже знаешь?
– Полагаешь, мне известны имена шестидесяти миллионов французов?
– Если знаешь убийцу, можешь знать и жертву.
– Я не ясновидящий – ты сам мне об этом говорил.
– Так ты никогда ее не видел?
– Где? Во Франции? В Париже?
– Где угодно.
– Никогда, – ответил Адамберг, пожимая плечами.
– Ее имя – Ноэлла Кордель. Не вспомнил?
Адамберг подошел к суперинтенданту:
– Почему тебе так хочется, чтобы мне это что-то говорило?
– Она шесть месяцев жила в Халле. Ты мог с ней встречаться.
– Как и ты. Что она делала в Халле? Вышла замуж за местного жителя? Училась?
– Приехала к своему парню, но вышел облом.
– То есть?
– Любовник ее бросил. Она работала в Оттаве, в баре «Карибу». Тебе это ни о чем не напоминает?
– Никогда там не был. Ты грязно играешь, Орель. Не знаю, что было в том анонимном письме, но ты блефуешь.
– А ты?
– Нет. Завтра я расскажу тебе все, что знаю. То есть все, что может тебе помочь. Но я хотел бы поспать – мы с лейтенантом очень устали.
Сидевшая в углу Ретанкур выглядела вполне бодрой.
– Сначала мы немного поболтаем, – с усмешкой объявил Лалиберте. – Поедем в контору.
– Черт, Орель. Уже три часа ночи.
– Девять утра по местному времени. Я тебя надолго не задержу. Можешь отпустить лейтенанта, если хочешь.
– Нет, – неожиданно сказал Адамберг. – Она останется со мной.