На борту красовалась гордая надпись: «Американка». В свете последних Бьянкиных разговоров её, видимо, следовало понимать не как гражданку Америки, а как игру на загаданное желание. Впрочем, дизель пустился без труда, зарокотал на удивление ровно и мощно.
– Эй, на вахте. – Бьянка швырнула «внуку» заржавленный ключ. – Отдать швартовы.
– Есть, капитан. – Тот открыл замок, бросил на берег ржавую цепь. – Да, мэм? Какие будут указания, мэм?
– Пусти-ка, сэр, – встала за штурвал Бьянка, дала малый ход и стала потихоньку отваливать. – Бери вон ведро, воду вычёрпывай.
«Американка» отошла от пристани, одолела остаток Невки и взяла курс на запад, где в дымке виднелся купол Морского собора. Бьянка рулила в крохотной, как скворечник, рубке, ветер погонял облака, буи фарватера раскачивались на волнах и стонали – жутко, утробно, словно грешные души в аду. Когда катер миновал недостроенную дамбу, обогнул остров Котлин и взял курс на северо-восток, солнце уже клонилось к горизонту, а небо начало терять прозрачность. Зато впереди быстро приближалась рукотворная суша – два вытянутых острова, украшенных растительностью. Это были форты Обручев и Тотлебен.[118]
Разорённые, одичавшие, заброшенные, похороненные живьём – памятники дерзкой инженерной мысли, героической обороны и тотальной бесхозяйственности. Бьянка выбрала Тотлебен. «Американка», ведомая опытной рукой, прошла брешь в волноломе, пересекла гавань и причалила к стенке. Уже привыкнув полагаться на Бьянку, Песцов тем не менее насторожился, увидев, что на форте они были не одни.У той же стенки, причём близко, стоял белый, словно чайка, прогулочный быстроходный «Бэйлайнер». Это прибыла поиграть в пейнтбол дюжина плечистых энтузиастов. Все – в расписной форме, в очках, в защитных масках с козырьками и забралами. Только пейнтбольные ружья-маркеры у них были какие-то странные. Очень уж напоминающие закамуфлированные автоматы Калашникова. И играли энтузиасты, похоже, по очень странным правилам – все за одного. Вернее, за одну. За только что прибывшую шкипера Бьянку.
Едва она сошла на берег, как энтузиасты построились и вытянулись, как на параде.
– Ровняйсь! Смирно! – приказала им Бьянка. – Вольно. Взять периметр под охрану. – Подождала, пока подействует, посмотрела вслед бегущим и, сменив командный голос на обыкновенный, кивнула Песцову. – Ну что, пойдём устраиваться.
Идти устраиваться пришлось вниз. Песцов раньше здесь никогда не бывал, но был премного наслышан о многочисленных подземных, давно затопленных этажах, о гулких таинственных коридорах, в глубине которых отдаются чьи-то шаги, о бездонных вентиляционных люках, прячущихся в глубокой траве…
Пока что самой реальной была опасность выпачкать ноги. Длинный каземат, в который они вошли, оказался невероятно загажен. Рыболовы, яхтсмены, кто там ещё много-много лет использовали его в качестве сортира – собственно, а куда им было деваться?
– Отличное местечко, – одобрил Песцов. – Я на месте Чёрного Пса сюда точно бы не полез.
– Мы же полезли, – отозвалась Бьянка, и каменная труба коридора странно исказила её голос.
Чем дальше от входа, тем чище делался бетонный пол. Наконец Бьянка подошла к стене и упёрла луч фонарика в кирпичную кладку на месте замурованного прохода.
– Так, десять слева… Восемь снизу…
Один из кирпичей оказался фальшивым, как тот салат оливье. За ним обнаружилась панель с цифрами, Бьянка набрала комбинацию, прибор пискнул и зажёг зелёную лампочку. Клацнуло, щёлкнуло, грохнуло, где-то басовито заурчало, и в полу открылся ход. Надо думать, в те самые, давно затопленные этажи.
– Заходи, дорогой. – Бьянка первая стала спускаться по узкой винтовой лестнице. – Будь как дома.
Автоматически включился свет, зашуршали вентиляторы, отодвинутый фрагмент пола с мягким стуком встал на место. Дом оказался очень неплох. Две комнаты, кухня, душ и удобства. В кухне – двухкамерный холодильник с расфасованной едой, свежей и замороженной. Только мебель повсюду была – с ума сойти – гэдээровская, а журналы на столе – ископаемые «Работница», «Колхозница», «Крестьянка». Да не та «Крестьянка», в которой ныне от глянца не продохнуть, а доподлинная за октябрь семьдесят шестого. То есть холодильник оказался исключением, подтверждавшим: время здесь словно бы остановилось, набухло, покрылось чирьями и загнило.
– Надо бы, конечно, навести здесь порядок, да руки всё никак не дойдут, – вздохнула Бьянка. И включила «Радугу», монументально высившуюся в углу. – Ну, что там у нас в программе?
Советский реликт – обнять и заплакать – включался величественно и неторопливо, потрескивая чем-то внутри и распространяя запах пыли, подгоревшей на греющихся деталях. А потом начал показывать разруху форта, Финский залив, отчётливо различимую линию берега. И фанатов пейнтбола, рассредоточившихся по периметру.
– Они кто, зомби? – поинтересовался Песцов и вытащил из холодильника буженину. – Жёстко запрограммированные?
После близкого знакомства с Бьянкой его уже трудно было чем-нибудь удивить.