Дочери (имя не названо, очевидно, младший Айрленд торопился или забыл, что у Шакспера было две дочери) завещалась сумма поменьше, но зато она получала его «любимое кольцо, подаренное Саутгемптоном». Самое деликатное и волнующее поручение давалось другу Хемингу, оно касалось некоего не названного по имени ребёнка. Этому ребёнку по достижении им 15 лет Хеминг должен вручить солидную сумму; ему же надлежит передать из заветного сундука 18 пьес, никогда ещё не печатавшихся, и ещё 8 других, вместе с пьесой «Король Вортигерн». Все эти пьесы (а также те, которые Бог ещё сподобит драматурга написать) и все доходы от их печатания и постановок в силу данного документа становились навечно собственностью этого таинственного ребёнка и его потомков! Наметились контуры потрясающей коллизии: проживавший в конце XVIII столетия на Норфолк-стрит в Лондоне клерк Уильям-Генри Айрленд вот-вот должен был превратиться в прямого потомка, а стало быть, и наследника Великого Барда!
Всё, казалось, шло к этому. Был издан роскошный том с воспроизведением «писем, документов и рукописей, включая трагедию о короле Лире и фрагмент трагедии о Гамлете, находящихся во владении Сэмюэла Айрленда». В театре готовилась премьера неизвестной доселе драмы Шекспира «Король Вортигерн»… Но издание «рукописей» позволило, наконец, вмешаться самому Мэлону. Осматривать собрание Айрленда в его доме Мэлон не хотел, от встречи же где-нибудь в другом месте Айрленд уклонялся. Теперь факсимильное воспроизведение «документов», «писем» и «рукописей» было в руках Мэлона, и ознакомление с ними сразу подтвердило его самые худшие опасения. В отличие от Ритсона Мэлон не стал скрывать, что все бумаги Айрленда — топорные подделки. Его книга «Исследование некоторых рукописей и документов, опубликованных 24 декабря 1795 года и приписываемых Шекспиру, королеве Елизавете и графу Саутгемптону…» появилась в конце марта 1796 года. Содержание, орфография, обстоятельства появления сенсационных «документов» неоспоримо свидетельствовали о грубой фальсификации, и Мэлону с его эрудицией не составило большого труда доказать это. Пункт за пунктом он разобрал все признаки подделки: незнание фальсификатором даты смерти Лейстера и даже ориентировочной даты постройки «Глобуса»; не имеющие ничего общего с подлинными «подписи» королевы Елизаветы, графа Саутгемптона, актёра Хеминга; смехотворная орфография для придания транскрипции слов «староанглийского» вида и т.п. Вывод о грубой фальсификации был неоспорим, и Мэлон сожалел об уроне, который эта история нанесла доброму имени и славе Великого Барда во всём мире.
Выступление Мэлона не оставило от айрлендовских «раритетов» камня на камне. Наступило всеобщее отрезвление. Люди удивлялись, как они умудрились попасться на удочку малообразованного юнца; многие, в том числе и поверившие Айрленду учёные, оправдываясь, ссылались на то обстоятельство, что бумага, пергамент, печати на документах и письмах были подлинными, они не могли догадаться, что на старинной бумаге специальными чернилами писались, а потом срезанными с подлинных документов печатями удостоверялись поддельные письма и юридические акты.
Айрленд-старший пытался защищать свои сокровища, но у публики уже спала пелена с глаз. «Король Вортигерн» был с позором изгнан со сцены. В газетах появились ядовитые пародии и карикатуры на содержимое айрлендовского сундука, и, наконец, сам главный герой — Уильям-Генри Айрленд опубликовал «Правдивый отчёт о шекспировских рукописях», где откровенно, подчас рисуясь и любуясь своей изобретательностью, но изображая раскаяние, поведал, как он изготовлял свою наделавшую столько шума продукцию. Он утверждал, что отец до конца не подозревал о действительном положении дел. Не исключено, что так оно и было и что этот ограниченный обыватель стал жертвой своей излишней доверчивости и владевшей его сердцем пылкой, но слепой Любви к Великому Барду из Стратфорда. Он умер в 1800 году, ненадолго пережив позорное крушение собственных надежд и амбиций; мнения учёных-историков о его роли и степени вовлечённости в фальсификации расходятся и сегодня. Его сын до конца жизни с трудом сводил концы с концами, утешаясь лишь тем, что его имя будет навсегда связано с Шекспиром, пусть и таким необыкновенным и нелестным образом.