Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Научный анализ текстов шекспировских произведений показал, наконец, слепоту и наивность переходивших от одного поколения биографов к другому представлений о Барде как человеке природного ума, но малообразованном самоучке; было доказано с несомненностью, что шекспировские произведения написаны образованнейшим человеком (если это был один человек), обладателем колоссального лексикона (истина, которая и сегодня ещё продолжает замалчиваться или софистически оспариваться теми, кто видит в ней — и не зря — серьёзную угрозу системе традиционных представлений). Великий Бард был человеком того же уровня образования и культуры, что и Фрэнсис Бэкон, а его активный словарный запас даже превышал бэконовский более чем вдвое.

Кстати, существует ходячее мнение о якобы сухом, схоластическом, чуть ли не канцелярском стиле, органически присущем Бэкону. А вот послушаем, как он рисует своё зависимое положение в одном из посланий королеве Елизавете: «Я сейчас, как сокол в ярости, вижу случай послужить, но не могу летать, так как я привязан к кулаку другого». Так сказать мог бы и один из героев Шекспира! Примеров подобной яркой образности, иносказательной художественной речи в произведениях Бэкона множество. Известен восторженный отзыв Бена Джонсона об ораторском искусстве Бэкона. Философские сочинения Бэкона отличаются ясностью и глубиной мысли, оригинальностью и афористичностью изложения. Известен, например, его знаменитый афоризм, который с успехом может быть отнесён и к предмету настоящей работы: «Истина — дочь Времени, а не Авторитета». Он знал замечательные возможности слова и умело их использовал; в зависимости от характера своих произведений и писем он мастерски применял как отвлечённые понятия, так и все виды образности. Представление о несовершенстве бэконовского стиля, вероятно, ведёт своё происхождение от Дэвида Юма, характеризовавшего его как неловкий и грубый; интересно, что почти теми же словами Юм говорит и о стиле Шекспира!

Всё сказанное не означает отсутствия разницы между стилем философских сочинений Бэкона и художественной манерой Шекспира, но нельзя забывать и о том, что здесь нам приходится сравнивать элементы явлений разного порядка: что касается художественной литературы, то от Бэкона до нас дошло лишь несколько стихотворений.

Бэкон являлся таким человеком, который, вероятно, мог быть автором или соавтором каких-то шекспировских произведений. За это говорили и некоторые открытия XIX века. Например, в 1867 году был найден так называемый нортумберлендский манускрипт — 22 листа и обложка. На обложке рукой родственника Бэкона (?) написаны названия содержавшихся в манускрипте работ Бэкона (пьеса-маска, несколько речей) и Шекспира («Ричард II» и «Ричард III»); здесь же несколько раз — имена «Уильям Шекспир» и «Фрэнсис Бэкон» как вместе, так и порознь, строка из «Лукреции» и забавное словечко из «Бесплодных усилий любви» — honorificabilitudino. Различные исследователи по-разному объясняют этот удивительный манускрипт, но он, безусловно, свидетельствует о какой-то связи Бэкона с Шекспиром, который, однако, является одним из немногих заметных современников, чьё имя Бэкон ни в своих сочинениях, ни в многочисленных письмах не назвал ни разу… Почему?

Но всё-таки фактов для утверждения, что Фрэнсис Бэкон и был Уильямом Шекспиром, набиралось явно недостаточно. Тогда наиболее нетерпеливые бэконианцы стали искать подтверждения своей гипотезы прямо в текстах произведений Бэкона и Шекспира, применяя специально изобретаемые для этого ключи и шифры. Возможно, для первых «дешифровщиков» отправным пунктом явились смутные намёки Джонсона на какие-то скрытые сообщения о подлинном авторе, имеющиеся в шекспировских произведениях. Но эти намёки были поняты слишком прямолинейно: искомая секретная информация стала вычитываться при помощи сложных (часто произвольных) «систем дешифровки». Например, пытались «прочитать» тайные сообщения Бэкона по изменениям типографского шрифта в изданиях его сочинений (в том числе и посмертных) и т.п.