Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Её сын Уильям — граф Пембрук, лорд-камергер и приближённый короля, — взял осиротевшее издание под свою опеку и привлёк к работе Бена Джонсона, назначив его на должность, дающую возможность распоряжаться судьбами как новых, так и старых пьес; Эдуард Блаунт, вероятно, принимал участие в издании с самого начала. Эти и другие факты (в том числе и посвящение книги её сыновьям) говорят о том, что в создании Великого фолио Мэри Сидни-Пембрук играла вначале ту же роль, что и в публикации литературного наследия Филипа Сидни, — роль инициатора, редактора, частично соавтора. Именно этим объясняются и столь удивляющие шекспироведов изменения — не только сокращения, но и обширные дополнения авторского характера к текстам в этом издании: её участие в появлении дорогих её сердцу книг никогда не сводилось к простой правке чужих текстов, она всегда выступала полноправным — наравне с автором — участником творческого литературного процесса. Такой характер её работы над наследием Филипа Сидни теперь общепризнан; пришло время признания её роли и в становлении Великого Барда.

В одном из самых «трудных» (для джонсоноведов), но и самом перспективном для исследователей произведении Бена Джонсона пьесе «Магнетическая леди» (1632 г.), приуроченной к 20-й годовщине смерти Рэтлендов, в аллегорической форме рассказывается о некоем Великом проекте, «генеральный смотритель» которого умирает, не успев довести дело до конца. Характер этого Великого проекта становится понятным из реплики одного из его исполнителей, помощников «генерального смотрителя»: «То, что для вас потом становится предметом чтения и изучения, для меня — лишь обычная работа».

25 сентября 1621 года оспа уносит Мэри из жизни; её хоронят в соборе города Солсбери, но её могила не отмечена памятником. Лишь через три с половиной столетия, в 1964 году, в дни Шекспировского юбилея её земляки прикрепили на стене собора доску с эпитафией, написанной на её смерть одним из самых молодых поэтов «уилтонского университета» — Уильямом Брауном из Тэвистока; с этих строк я и начал рассказ о замечательной женщине Мэри Сидни, в замужестве графине Пембрук.

Писатель Габриэль Харви и другие её современники утверждали, что она при желании могла бы показать много своих произведений, однако под собственным именем Мэри Сидни опубликовала их сравнительно мало.

В середине XVII века Уилтон сильно пострадал от пожара; сгорели, очевидно, и почти все бумаги его прежней хозяйки, из которых мы могли бы узнать и о других её произведениях, появившихся в разное время под чужими именами или псевдонимами. Известно также, что значительная часть рукописных материалов была утрачена её равнодушными к истории литературы потомками (так, одну из рукописей переводов псалмов вместе с другими «старыми бумагами» приобрёл некий джентльмен для заворачивания кофе — к счастью, его брат догадался снять с неё копию, которая сохранилась).

Имеется несколько достоверных портретов Мэри Сидни. Самый интересный и значительный из них относится к 1614 году, когда ей было уже 53 года. На картине мы видим женщину с красивым, удивительно одухотворённым лицом; глубокий взгляд открывает напряжённую работу мысли, устремлённой к нам через века и поколения. В правом верхнем углу картины — интригующая, загадочная надпись: «No Spring till now», что можно перевести и истолковать по-разному, в том числе и как обет сохранения тайны…

Сегодня по-новому звучат обращённые к её памяти слова хорошо её знавшего поэта Сэмюэла Дэниела, предсказывавшего, что искусство Мэри Сидни переживёт века и откроет грядущим поколениям её имя. Добавим: и её роль в Игре об Уильяме Шекспире.

Преображение жены капитана Лэньера

В 1973 году английский историк и шекспировед Лесли Рауз объявил, что тайна шекспировских сонетов раскрыта им окончательно и что Смуглая леди, доставившая Великому Барду столько огорчений, — это некая Эмилия Лэньер. В хранящемся в Бодлейанской библиотеке дневнике астролога и врачевателя Симона Формана (1552—1611), в записи, относящейся к его клиентке Эмилии Лэньер, Рауз прочёл не очень ясно написанное слово «brave» (смелая, красивая) как «brown» (смуглая, тёмная), и это неверно прочитанное слово стало главным аргументом его идентификации, которая сейчас обычно вспоминается учёными как курьёз.