Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Литературные достоинства книги не могут не броситься в глаза — они очевидны. Очень большой словарный запас, латинские и греческие слова, выражения и целые страницы — на каждом шагу. В Кориэтовых «речах», являющихся пародиями на заезженные штампы университетского красноречия, обнаруживается превосходное знание классической риторики. Автор много и охотно оперирует эвфуизмами, гиперболами, яркими и неожиданными метафорами, его повествование содержит множество новых, чрезвычайно смелых словообразований, в том числе на латинских и греческих корнях (ряд этих новообразований сохранился с тех пор в английском языке); в этих экспериментах часто чувствуется рука мастера, подлинного Логодедала.

В самом конце книги, после отдельного шмуцтитула, помещены стихотворные опусы, главным образом на латыни, приписанные покойному отцу Томаса Кориэта[130] — преподобному Джорджу Кориэту; обращены они к уже умершим, но когда-то всесильным елизаветинским вельможам — лорду Берли, графам Лейстеру и Пембруку (деду графа Пембрука и графа Монтгомери) и другим знатным персонам. Есть и обращение к самой королеве Елизавете: скромный пастырь, оказывается, настоятельно советовал ей побыстрее выйти замуж! Поэтические упражнения предка Кориэта носят малозамаскированный пародийный характер и не имеют к содержанию книги никакого отношения. Завершает книгу обширный алфавитный указатель, делающий её похожей на сегодняшние научные издания с их детальным справочным аппаратом.

И в самом конце — две страницы — список опечаток, сопровождаемый специальным обращением автора к читателям. Опечаток совсем немного (хотя Кориэт и утверждает, что на самом деле их гораздо больше, и предлагает читателям включиться в их поиск). Среди отмеченных Кориэтом опечаток несколько раз кстати и некстати фигурирует слово «Manners» — и с маленькой, и с большой буквы. Так, он рекомендует читателю на странице 297 вместо напечатанного там слова «лордство» (Lordships) читать «Manners»! Такого слова — «лордство» — в указанном Кориэтом месте вообще нет, а если бы оно там и было, то представить себе такую опечатку очень трудно. Но всё становится на свои места, если мы вспомним, что Мэннерс — родовое имя графа Рэтленда, того самого Роджера, которого, по утверждению Джонсона, заместил Томас. И имя «Мэннерс» обыгрывается здесь довольно открыто, так же, как оно обыгрывается в шекспировских сонетах и нескольких произведениях Джонсона, о которых мы будем говорить дальше.

И ещё одно «совпадение». В этом же последнем своём обращении к читателям Кориэт кокетливо извиняется за то, что он якобы «слабо, поверхностно владеет латынью и греческим» (хотя вся книга изобилует превосходными латинскими и греческими текстами). Буквально то же самое повторит потом Бен Джонсон о Шекспире, произведения которого, однако, свидетельствуют о том, что Великий Бард хорошо владел этими языками! Ясно, что Джонсон не случайно взял эту фразу из Кориэтовой книги, в создании которой он, так же как и в создании Великого шекспировского фолио, принял активнейшее участие.

Тираж книги точно не известен, вероятно, он был невелик, около 100 экземпляров; до нашего времени дошло 40. К работе были привлечены крупнейшие издатели и печатники: Блаунт, Баррет, Стэнсби, художник-график и гравёр Уильям Хоул, не имевший равных среди современников. По своим полиграфическим данным — качеству бумаги, набора, печати и особенно уникальных гравюр — «Нелепости» имеют мало аналогов в ту эпоху. Для каждого члена королевской семьи были изготовлены специальные подарочные экземпляры. Так, хранящийся теперь в Британском музее экземпляр наследного принца переплетён в красный бархат, обрез и застёжки позолочены, гравюры тщательно раскрашены; краски и позолота не потускнели до сегодняшнего дня. Учитывая характер издания, привлечённые силы и явно незначительный тираж, затраты на него были очень велики, а выручка — мизерная. Поэтому неоднократные заявления о том, что нищий Кориэт-де издал книгу за свой собственный счёт, носят явно шутовской характер: такими огромными суммами одкомбианец никогда в жизни не располагал; издание финансировалось окружением наследного принца, и в бумагах одного из инициаторов, Лайонела Кренфилда, имеются тому подтверждения.

Вскоре Кориэт расскажет в «Капусте» комическую историю о том, как он хлопотал о разрешении на издание «Нелепостей», а для пущей «убедительности» его письмо секретарю лорда-казначея будет даже приклеено к роскошному экземпляру, подаренному наследному принцу, — оно и сейчас там! Письмо, конечно, пародийное, и вообще никакой необходимости кланяться незначительному чиновнику не было: книга создавалась под личным покровительством принца, при участии многих влиятельных людей из его окружения и не содержала ничего предосудительного. Письмо, включая подпись Кориэта, написано тем же каллиграфическим почерком, что и подписи к гравюрам Хоула, так что рассматривать его в качестве кориэтовского автографа (притом единственного) нет особых оснований.