Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Долго и безуспешно искали английские учёные в исторических архивах следы какой-то занимавшей высокое положение бездетной четы, чьи странные отношения, а также другие обстоятельства жизни и особенно почти одновременной смерти, последовавшей около 1600—1601 года, хотя бы приблизительно соответствовали тому, что рассказали о таинственных Голубе и Феникс авторы честеровского сборника. Такой подходящей пары, как мы уже знаем, никому обнаружить не удалось, что и породило пессимистический взгляд на возможность убедительной идентификации прототипов честеровских героев вообще, а значит, и на перспективы постижения смысла самого загадочного произведения Шекспира.

Но теперь, когда исследование привело нас к другой дате — к 1612 году, я могу сразу назвать именно такую странную супружескую чету, ушедшую из жизни, как и Джон Солсбэри, летом этого года, и в той же очерёдности, что и честеровские Голубь и Феникс. Это были Роджер Мэннерс, 5-й граф Рэтленд, и его жена Елизавета, дочь великого поэта Филипа Сидни, которого боготворившие его современники часто называли Фениксом (а его дом, его семью — «гнездом Феникса»).

В течение трёх столетий имена дочери Филипа Сидни и её мужа покоились в желанном для них забвении; английские историки литературы мало что о них знали, известно было лишь, что Рэтленд являлся участником эссексовского мятежа. И только в начале XX века, с расширением и углублением круга научно-исторических поисков и исследований, учёные наткнулись на ряд доселе неизвестных или давно забытых фактов, свидетельствовавших не только о необычности их отношений, но и о какой-то бесспорной близости к ним крупнейших писателей эпохи, в том числе Джонсона, Бомонта, Флетчера и самого Уильяма Шекспира.

По свидетельствам современников, брак Рэтлендов был фиктивным: у них не только не было детей, но в течение всех 12 лет супружеской жизни их отношения оставались платоническими — Джонсон и Бомонт говорят об этом прямо. Как и честеровские Голубь и Феникс, они умерли один за другим — сначала он, потом она, и случилось это летом 1612 года. Роджер скончался в Кембридже 26 июня после длительной и тяжёлой болезни; ему было 35 лет. Забальзамированное тело графа доставили в закрытом гробу в его родной замок Бельвуар и сразу же, ночью предали земле в фамильной усыпальнице; вопреки обычаю, никому не было разрешено видеть лицо умершего. А торжественные похоронные церемонии совершили через два дня, уже без покойника!

Об обстоятельствах кончины Елизаветы Рэтленд историки долгое время ничего не знали, даже год её смерти был под вопросом[36]. Лишь сравнительно недавно из сохранившегося письма современника узнали, что она приняла яд и умерла в Лондоне всего через неделю после странных похорон мужа. Также ночью, без огласки, её захоронили в соборе Св. Павла в могиле отца, Филипа Сидни, чьи пышные, оплаченные короной похороны за четверть века до того стали событием в жизни страны. Она прожила на свете менее 27 лет и покинула этот мир по собственной воле, вслед за своим мужем — как и Феникс, последовавшая за сгоревшим на алтаре Аполлона Голубем.

Но не только смерть и похороны графа и графини Рэтленд заключают в себе много таинственного и труднообъяснимого — необычайна и окутана тайной вся их совместная жизнь. И дело не просто в платоническом характере их брака, хотя эти особые отношения чрезвычайно важны для их идентификации с честеровскими героями. Они всё время держали свои занятия в тени, окружали их завесой секретности, хотя им нелегко было это делать. Одно то, что Елизавета являлась единственной дочерью, единственным отпрыском Филипа Сидни — кумира целого поколения английских поэтов, делало её очень заметной фигурой. Достаточно сказать, что Фулк Гревил, который был не только поэтом, но и одним из влиятельнейших сановников, назвал себя «слугой королевы Елизаветы, советником короля Иакова и другом сэра Филипа Сидни», поставив последнего в один ряд с монархами. А ведь дочь великого поэта Елизавета была ещё и падчерицей самого графа Эссекса (через несколько лет после гибели Филипа Сидни его вдова стала женой Эссекса). Несмотря на всё это, имя Елизаветы Сидни, графини Рэтленд, редко встречается в сохранившейся печатной и рукописной литературе того времени, особенно по сравнению с другими женщинами её круга, например с её кузиной и подругой Люси Бедфорд.

Однако так дело обстояло не всегда. Ведь даже само рождение дочери Сидни отметили поэты, а её крёстной матерью стала специально прибывшая на крестины королева Елизавета! Лишь после того, как она соединила свою судьбу с Рэтлендом, её имя исчезает с книжных страниц. Но, может быть, она не унаследовала от своего гениального отца и от воспитавшей её тётки — высокоталантливой Мэри Сидни, графини Пембрук, их глубокой интеллектуальности, литературной одарённости, была настолько заурядной личностью, что даже великая притягательная сила имён Филипа Сидни и её отчима Эссекса не могла привлечь к ней внимание поэтов и писателей?