Воспользовавшись ослаблением позиций Луначарского, консервативно (то есть традиционно) настроенные советские шекспироведы вскоре заставили своих оппонентов (включая самого Луначарского) замолчать, пустив в ход не только доводы фактического порядка, но и обычные приемы идеологического отлучения. Основные положения о неприемлемости для советского шекспироведения всех вообще нетрадиционных - нестратфордианских - гипотез были сформулированы А.А. Смирновым в его предисловии к изданию пьесы М. Жижмора "Шекспир. (Маска Рэтленда)" (1932). Название пьесы, не отличавшейся особыми художественными достоинствами, раскрывало ее содержание, но предисловие профессора Смирнова содержало полное отвержение любой критики традиционных представлений о личности Шекспира (сама пьеса, очевидно, писалась за несколько лет до издания).
Смирнов обвинял нестратфордианцев (он называл их антишекспиристами) в том, что они исходят из "упрощенных позиций старого биографического метода истории литературы" - то есть немарксистского, внеклассового - и потому их версии методологически порочны и антинаучны. Далее Смирнов утверждал, что "сама фактическая база антишекспировских версий слаба, так как обличает недостаточное знакомство их авторов с литературными условиями эпохи... В отношении рукописей и скудной биографии судьба Шекспира ничем не отличается от судьбы подавляющего большинства драматургов той эпохи, когда драмы, написанные для сцены, считались жанром весьма низкопробным". Утверждения Смирнова неверны, ибо от каждого драматурга и поэта той эпохи дошли или рукописи, или письма, дневниковые записи о них их современников, свидетельствующие, что они действительно были писателями. Биография Уильяма Шакспера - отнюдь не скудная: по количеству фактов она превосходит большинство биографий его современников. Вот только о том, что этот человек, от которого не осталось ни клочка бумаги, написанного его рукой, никакого подтверждения, что он владел хотя бы элементарной грамотой, - что этот человек (не Шекспир, а Шакспер!) был или даже мог быть писателем, поэтом, драматургом - таких фактов нет. Зато фактов, противоречащих такому допущению, - множество.
Смирнов утверждал (оставляя позади даже самых консервативных британских шекспироведов), что малограмотность актера (Шакспера) ничем не доказывается, а универсальность знаний автора (Шекспира) якобы чрезвычайно преувеличивается. "Вся его ученость... покрывается десятком популярных "энциклопедических" книжек полуобразовательного, полуразвлекательного характера, весьма распространенных в ту эпоху". И такое писалось, когда уже давно были опубликованы - и общеизвестны - результаты многочисленных исследований, показавших высочайшую эрудицию Шекспира, использование им множества самых серьезных, авторитетных источников на различных языках...
Но кроме аргументов фактического порядка, которые все-таки могли быть предметом дискуссии, Смирнов жестко формулирует в этой статье тезис об "идеологической враждебности" всех нестратфордианских гипотез: "Подводя итоги всем этим "теориям", мы должны решительно подчеркнуть то, что делает их не только неприемлемыми для нас, но и идеологически враждебными". Здесь указываются два пункта. Первое - "построение на базе антинаучного психолого-биографического метода в манере Брандеса, стремившегося объяснять все содержание творчества писателя (вплоть до отдельных его образов) узколичными обстоятельствами его жизни, интимными его переживаниями и впечатлениями... Вторая черта - господствующая в антишекспировской литературе аристократическая тенденция (не случайно все серьезные кандидаты в Шекспиры - титулованные лица)".
И Смирнов заключает: "Думаем, что этих двух моментов достаточно, чтобы признать проникновение "Рэтлендской гипотезы" в нашу учебную литературу досадным недоразумением. Вообще же, весь этот долгий и запутанный спор по поводу шекспировского авторства представляет лишь анекдотический интерес и не имеет ничего общего с научным изучением творчества Шекспира. Нам важно не имя автора и не бытовая личность его, а классовый субъект тех 34 пьес, которые - надо полагать, с достаточным основанием, - современники и потомство приписывали Вильяму Шекспиру" {36}.
В дальнейшем аргументы, приведенные Смирновым в 1932 году, стали рассматриваться как "руководящие", переходили с незначительными изменениями в статьи и диссертации шекспироведов следующих поколений. Сегодня, однако, мы можем отметить, что "фактическая база" этой аргументации весьма и весьма слабая, а существо проблемы, причины ее возникновения подменяются обвинениями в адрес некоего одиозного "психолого-биографического метода в манере Брандеса"; кстати, сам Георг Брандес никогда никаких сомнений в истинности стратфордианской традиции не высказывал. Впрочем, поскольку Смирнова не интересовало ни имя автора, ни его "бытовая личность", а только "классовый субъект", вся напряженная многолетняя дискуссия вокруг "шекспировского вопроса" имела в его глазах лишь анекдотический характер.