Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Молодой знатный воспитанник колледжа Королевы, однокашник Джона Уивера, посвятившего ему одну из своих первых эпиграмм, - это Рэтленд, недавно вернувшийся из Падуи, где он некоторое время занимался в знаменитом университете, участвовавший в морских экспедициях и Ирландском походе Эссекса, покровительствовавший кембриджским ученым и писателям, ухаживавший как раз летом 1599 года за падчерицей графа Эссекса - и вскоре женившийся на ней; все, что рассказывает о себе Галлио, точно совпадает с тем, что известно о жизни Рэтленда в этот период. Рэтленда - и никого другого, так же однозначно, как и то, что прототипом Жака-меланхолика, одного из двух неразлучных молодых вельмож, преданно последовавших за опальным Герцогом (Эссексом) в его изгнание, мог являться только он - граф Рэтленд, падуанский студент, воин и поэт. Можно отметить еще, что языки, знание которых демонстрирует Галлио, - те самые, которыми владел Рэтленд, также к нему относится намек на больные ноги, на комнаты в Оксфорде (где он в это время сдавал экзамены для получения степени магистра искусств и этого университета). За маской и шутовским именем Галлио скрывается Рэтленд - об этом говорит множество фактов. И одновременно - это аллюзия на его живую маску, на Шакспера.

С языка Галлио не сходят безмерные дифирамбы в адрес Шекспира, само его имя повторяется неоднократно. Но Галлио, говоря, что Уивер прославил его в своей книге эпиграмм, почему-то ни словом не касается того, что в другой эпиграмме, в той же книге, Уивер прославил - действительно прославил Шекспира!

Галлио - вернее, тот, кто прячется за этой личиной, - имеет какое-то отношение к Шекспиру. Недаром Инжениозо предупреждает, что, внимая Галлио, мы слышим "чистого Шекспира", - и действительно, Галлио говорит строками Шекспира! Когда он обещает обзавестись портретом Шекспира в своем кабинете при дворе, он не может не смеяться; и не только потому, что портретов Шекспира тогда еще не существовало. Чтобы увидеть главного автора шекспировских поэм и пьес, Рэтленду достаточно было повесить в своем кабинете зеркало. Или положить на стол миниатюру Оливера - молодой лорд, сидящий в раздумье под могучим деревом, придерживая рукой свой меч (не тот ли самый, толедский, который Галлио приобрел в Падуе?).

"Эпитафия для покойного Галлио", написанная Уивером, вероятней всего, намекает на шекспировского Фальстафа, которого - вместе с его дружками и собутыльниками - принц Гарри, став королем, отдает в руки правосудия. С этим согласуется и переданный одним современником Шекспира слух о том, что именно Шекспиру принадлежит кличка "сэр Джон Фальстаф". Фальстаф - ипостась Галлио.

За что же признателен Галлио поэту Джону Уиверу? За то, что тот в своей эпиграмме-эпитафии заживо похоронил его, отправил на виселицу, обозвал сифилитиком? Нет, за это он Уивера благодарить никак не мог, и имеет он в виду другую эпиграмму, помещенную Уивером в той же книге, - ту, что прославляет творения Уильяма Шекспира. Как я уже говорил, Галлио, без устали повторяющий имя Шекспира, напрямую, открыто об этой важной эпиграмме, соседствующей с адресованной ему издевательской "эпитафией", никак не упоминает, хотя не заметить ее, не обратить на нее внимание он не мог. Но благодарит он Уивера именно за нее, за высочайшую оценку появившихся под именем Уильяма Шекспира произведений - больше ему Уивера благодарить не за что! Ибо "парнасский" персонаж Галлио знает, что эта высочайшая оценка, это прославление относятся к тому, кто выступает - и всегда будет выступать под шутовской личиной и именем-кличкой, одна из которых - "Галлио из Кембриджа".

Неоднократно в пьесе Галлио подчеркивает собственные поэтические занятия, говорит о своих сонетах, называет имена античных и современных ему английских поэтов. Многих поэтов и писателей перечисляют и другие герои "парнасских" пьес, отзываясь о них иногда весьма нелицеприятно. Эти же имена мы встречаем и в книге эпиграмм Уивера (кстати, она не регистрировалась и, несмотря на дату 1598 год на титульном листе, вышла в свет, по ряду признаков, в 1599-м - не раньше): он обращается к Бену Джонсону, Марстону, Дрейтону, Дэниелу - к тем, кто именно в этот период образует поэтическое окружение Рэтлендов. А кроме Рэтленда среди однокашников Уивера по колледжу Королевы в книге эпиграмм упомянут и его учитель Уильям Ковел - тот самый, что еще в 1595 году включил Шекспира в число поэтов и писателей воспитанников университета. Без большого преувеличения можно сказать, что воспитанники и преподаватели кембриджского колледжа Королевы были первыми, кто заметил и приветствовал появление в литературе имени Потрясающего Копьем.