Читаем Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса полностью

"В то время, как другие кавалеры дарят своим дамам сердца драгоценные камни и золото, я предлагаю им бриллианты моего ума, моего воображения, ценность которых воистину неизмерима". Галлио торопится на званый обед, где его ожидают друзья - некая графиня и лорды. Поэтому он поручает Инжениозо набросать для него любовное стихотворение.

"Инжениозо. Мое перо - ваш верный вассал - ждет ваших приказаний. В каком роде надо для вас написать?

Галлио. Не в одном роде... напиши в двух или трех разных родах, как у Чосера, как у Гауэра, как у Спенсера и как у мистера Шекспира. Мне бы очень понравились стихи, которые звучали бы так:

Как только диска солнечного пламя

Швырнул в пространство плачущий восход... и т.д.".

Эти строки - начало шекспировской поэмы "Венера и Адонис", а пометка "и т.д." в тексте пьесы означает, что исполнитель роли Галлио должен продекламировать всю строфу, а может быть, и более того. Но Галлио не успокаивается: "О, сладостный мистер Шекспир! Я повешу его портрет в моем кабинете при дворе!"

Похоже, что Галлио смеется: как известно, ни одного достоверного прижизненного портрета Шекспира нет и никогда не было. Где же он вознамерился раздобыть шекспировский портрет для своего кабинета при дворе?

Инжениозо декламирует стихи из "Троила и Крессиды" Чосера (с некоторыми собственными добавлениями), но Галлио бранит и его и Чосера, отвергает Спенсера и настойчиво требует поэзии "в духе мистера Шекспира". Только когда Инжениозо читает свои стихи, имитирующие шекспировские, Галлио удостаивает его похвалы: "Достаточно, я из тех, кто может судить по достоинству, как в поговорке: "Узнаю быка по когтям" {Галлио пародирует известную латинскую поговорку: "Узнаю льва по когтям.}. Хвалю тебя, в этих стихах есть подлинная искра. Пусть другие хвалят Спенсера и Чосера, я же буду поклоняться сладостному мистеру Шекспиру и, дабы почтить его, буду класть его "Венеру и Адониса" под свою подушку, как это делал, как говорят, какой-то король, который спал, положив книги Гомера в изголовье".

Галлио произносит длинные тирады со ссылками на Цицерона и Ронсара, дает свой перевод малоизвестной итальянской поговорки, свободно цитирует по памяти Вергилия, замечая при этом, что правильную латынь, такую, как у него, можно услышать только в Реймсе или в Падуе: "Это мой обычай использовать в разговоре знание латинских, греческих, французских, итальянских, испанских поэтов". Неоднократно Галлио говорит и о собственной поэзии, слава о которой, оказывается, уже разнеслась по всей стране! Но - "наши английские профаны кое в чем извратили благородный дух моей поэзии".

Хотя Инжениозо часто отпускает в сторону саркастические реплики в адрес Галлио, его поэтических занятий он не осмеивает. Более того, он выполняет распоряжение Галлио (ибо тот действительно не просит, а распоряжается) написать (набросать) для него стихи о его даме сердца и диалог между ней и Галлио. "Потом я вернусь, - говорит Галлио, - и просмотрю эти стихи, подправлю и доведу до совершенства". Вот какая интересная форма творческого содружества: один делает литературные заготовки, а другой их корректирует и доводит до совершенства. И в таких литературных подмастерьях у Галлио, судя по всему, ходит не один Инжениозо, но и другие, окружающие эксцентричного мецената, "гении и их компаньоны". Постоянные восхваления Шекспира, декламация шекспировских стихов (не так уж широко тогда распространенных) заставляют внимательно приглядеться к фигуре Галлио. Ведь таких шумных восторгов и такого знания шекспировских текстов мы больше не встретим в эту эпоху нигде! Даже Фрэнсис Мерез - тоже "университетский ум" - примерно в это же время, высоко оценивая шекспировские произведения, делает это в несомненно более сдержанной манере.

Поскольку большинство героев "парнасских" пьес явно имеют реальных протагонистов, исследователи XX века неоднократно пытались их определить; особенно хотелось им узнать, кто же скрывается за маской Галлио. Как бы он ни изощрялся, ясно, что Галлио не простой студент (или бывший студент) Кембриджа. Он - аристократ, его друзья - графы и лорды, он был недавно в других странах, в том числе в Италии, участвовал в походах Эссекса, собирается в Нидерланды, он - кемб-риджец, но у него есть кабинет и в Оксфорде и при дворе, он покровительствует бедным студентам, писателям, ученым. Мы узнаем также, что он учился в университете в Падуе и приобрел там драгоценный меч из толедской стали, что некий граф хотел бы выдать за него свою дочь. И при этом он, оказывается, известный, даже прославленный поэт, для которого университетская пишущая братия делает поэтические и драматургические заготовки! Его речи насыщены нешуточной эрудицией; и все время он сворачивает на "сладостного мистера Шекспира" - без его портрета и без его книг под подушкой Галлио прямо жить не может; и похоже, что когда он говорит все это, то как-то странно посмеивается...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное