Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Поэту-сатирику и драматургу Джону Марстону в 1601 году было 26 лет, и до этого он еще не публиковал поэтических произведений под своим именем. В честеровском сборнике мы находим четыре его стихотворения. Первое помещено на развороте с шекспировским "Плачем" и озаглавлено: "Рассказ и описание самого удивительного Творения, поднимающегося из пепла Феникс и Голубя". Некоторые английские и американские исследователи сборника озадачены: такое название как будто бы противоречит словам из шекспировского "Плача" - "они не оставили потомства". Давайте, однако, посмотрим:

"О, эта душераздирающая Погребальная Песнь!

Может ли огонь, может ли время или злая судьба уничтожить

Столь редчайшее Творение? Нет, это было бы противно смыслу:

Никакая порча не осмелится тронуть это великолепие.

Природа призовет справедливость, справедливость - судьбу.

Нечто никогда не станет ничем.

Смотри же, что за великолепное наследие, ярче,

Чем чистейший огонь, белее света луны,

Теперь возникает там из пламени?

Я застываю на месте, онемев от изумления,

Никогда еще глазам не открывалось такое поразительное Чудо,

Как эта безмерная, чистейшая редкость.

О, всмотрись: это экстракт божественной Сущности,

Душа небесносотканной Квинтэссенции,

Пеаны* для Аполлона из смерти любящих

Образуют изумительное Творение...

Что за странное явление возникает из пепла Голубя

И принимает такую форму (чей ослепительный блеск

Превосходит сияние самого Аполлона)? - скажи, благородная Муза".

{Пеаны - песни, гимны Аполлону.}

Марстон просит божественных покровителей поэзии помочь ему увидеть и воспеть это изумительное творение, которое, по определению поэта, "метафизично - ибо оно не Божество, не мужчина, не женщина, но элексир всех этих начал!" И поэт чувствует, как "его Муза обретает необыкновенные крылья".

Во втором стихотворении, озаглавленном "Описание этого Совершенства", Марстон называет это творение, это чудо безграничным Ens - так в схоластической философии обозначалась наивысшая, абстрактная форма Бытия. Было бы "дерзостью" отважиться точно определить такое творение: оно трансцендентно, хотя и осязаемо, и Муза поэта лишь пытается его восславить. Но и тогда поэту не хватает слов, не хватает поэтических средств. Это Совершенство выше всего, что можно себе представить; говоря о нем, нельзя впасть в преувеличение, никакая самая высокая хвала, никакие дифирамбы не будут гиперболичны; такому чуду ничто не способно польстить. И поэт замолкает - "это все, что может быть сказано". Интересно, что, говоря здесь об изумительном Совершенстве, Марстон употребляет глаголы в прошедшем времени.

В третьем стихотворении - восемнадцатистрочном "сонете", названном "К Совершенству", - Марстон подчеркивает контраст между испорченным миром и незапятнанной чистотой Совершенства. Убогость, бесформенность, все телесные и умственные недостатки, присущие другим творениям, полагает поэт, можно объяснить тем, что природа долго отбирала отовсюду всевозможные достоинства, чтобы украсить ими это свое Совершенство, эту несравненную редкость.

Последнее, четвертое стихотворение Марстона - "Гимн Совершенству". Поэт восклицает:

"О, как я могу назвать это Творение,

Которое теперь достигло своей зрелости?"

Эта строка тоже вызывает недоумение некоторых ученых. Мало того что Марстон раньше говорил о появлении нового великолепного и совершенного во всех отношениях Создания то в настоящем, то в прошедшем времени, - теперь он прямо утверждает, что оно достигло своей зрелости, то есть появилось не сейчас, хотя страницей раньше поэт видел это Совершенство рождающимся из пепла Голубя. Можно посочувствовать добросовестным ученым: такая манера выражаться положительно может поставить в тупик. Чтобы выйти из этого тупика, стали искать чету, чей женский отпрыск к 1601 году достиг бы зрелости. От предупреждения Марстона, что речь идет не о человеческом отпрыске, пытались отмахнуться ссылкой на причуды платонизма. Не получилось...

В последнем стихотворении поэт продолжает развивать мысль о недосягаемой высоте удивительного Совершенства, невозможности найти адекватные слова для его описания. Недостаточны даже такие эпитеты и сравнения, как "Небесное зеркало", "Чудо глубокой мудрости и размышлений", даже само выбранное поэтом слово "Совершенство" слишком слабо, к любому определению надо прибавлять превосходную степень - "наилучший", "наивысший".

Это Совершенство поучает саму добродетель, оно служит примером всему земному, оно само по себе есть Высшее Абсолютное Бытие. Марстон прибегает к таким гиперболам, которые иногда иначе как ошеломляющими не назовешь. Но ведь сам поэт, предвидя недоумение читателей (в том числе и наше с вами), уже предупреждал, что, прославляя это Чудо, просто невозможно впасть в преувеличение...