Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

Но Н. Б. уже взялся за тех "врагов Шекспира", которые "высмеивают изображение у бюста Шекспира пера и книги, размещенных, как говорят исследователи, на каком-то мешке, причем, по-видимому, с деньгами. Мешок ведь был и на старом бюсте..." Попробуем, как это ни трудно, разобраться, о чем говорит здесь наш оппонент, ссылаясь на неких неведомых исследователей. В старом варианте памятника "джентльмен с покатыми плечами" прижимал к животу большой бесформенный мешок, набитый то ли шерстью (так считает большинство шекспироведов), то ли золотом, вероятно, символизирующий богатство. Конечно, окончательно установить, что именно означал этот мешок и что думали тогдашние стратфордцы о его содержимом, вряд ли удастся, поэтому оставим сей вопрос открытым. Но на теперешнем памятнике мешка вообще нет; вместо него - аккуратно положена красивая плоская подушечка с кистями. На подушечке - лист бумаги, который изображенный на памятнике человек придерживает левой рукой, в правой руке у него - перо. Никакой книги на стратфордском памятнике нет и никогда не было, и диву даешься, откуда она могла появиться в воображении академика: ведь он не только видел изображение памятника, но и производил на нем какие-то не совсем понятные измерения!

Н. Б. дает читателям справку, что "мешок, скорее подушка" (?!) никакого отношения к "накопительству" не имеет, это "древний элемент античной архитектуры и скульптуры". Книги же есть и на памятнике Данте, а "Гилилов в данном случае... не смущается, на что поднимает руку". Так как я ни на какие элементы памятника "руку не поднимал" (и читатель легко может в этом убедиться), ясно, что Н. Б. опять перепутал или меня с англо-американскими профессорами, или стратфордский памятник с каким-то другим сооружением. Тем более что этот раздел своего труда он завершает назиданием: "Как-никак, обижать надгробное изваяние на могиле Шекспира и высмеивать изображение книги и пера нехорошо". Опять несуществующая книга!! Боюсь, что после ознакомления с этими и им подобными "доводами" - осведомленному читателю действительно может стать нехорошо...

Разумеется, и этот оппонент, защищая авторство Шакспера, не ограничивается такими аргументами, как несуществующая книга на памятнике или деньги на памятные кольца, завещанные "друзьям до гробовой доски". Самая большая глава в брошюре академика называется так: "Кратко о культурологии художественной гениальности".

Сначала со ссылкой на пушкинское "Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон..." утверждается, что поэт, гений, быть может, и бывает "мал и мерзок", но совсем не так, как "толпа", как те люди, которые об этом судили, а несопоставимо, "иначе". Как будто в случае с Шакспером дело упирается только в его "поведение", а не в его неграмотных детей и отсутствие доказательств, что сам он умел читать и писать! Много страниц занимает перечисление гениев, которыми "изобиловала" Европа. Вот Рембрандт, женщины, которых он любил, его сын Титус, вот многословные рассуждения о его картине, изображающей "нисхождение гениальности" на евангелиста Матфея - "в виде нисхождения благодати Святого Духа на внешне простоватого и по принятии апостольства бедно одетого человека". Потом о другой картине, об учениках Рембрандта и - достаточно неожиданно - о том, как, узнав о смерти Достоевского, "расстроенный и бледный Менделеев неожиданно стал говорить [студентам] о скончавшемся". Какое отношение этот эпизод (а также следующие за ним цитаты из Мишле, Гегеля, Энгельса и сборника статей о пушкинском "Моцарте и Сальери") имеет к Шекспиру и Шаксперу - можно только гадать.

Но в конце главы появляются кое-какие соображения о гениальности применительно к случаю с Шакспером. Некоторые из них просто невозможно не процитировать. Например: "Подходя культурологически, видно, что государственно-политическая деятельность не помогает развитию художественного гения, не ставит автоматически "четырех графов" {Среди предложенных кандидатур на авторство не четыре графа, а больше. Но никто из них не выдвигается ("ставится") "автоматически".} выше Шекспира... Среди западноевропейских правителей того времени большой художественный талант (не гений) был у одного Лоренцо Медичи Великолепного". Еще: "До универсальной культуры и неслыханного обогащения языка (у Шекспира - 22 000 слов!) едва ли можно дойти тем, кто не вращался в гуще народа".

Чистейшая софистика! Во-первых, шекспировские произведения показывают, что их автором был образованнейший и глубоко эрудированный человек (если один человек), а эти качества нельзя обрести, только "вращаясь в гуще народа", тем более - в те времена. Что же касается необычайного богатства лексикона, то у Шекспира оно в значительной части определяется использованием иноязычных слов и неологизмов, юридической и другой специальной лексики и свидетельствует именно о высочайшей образованности и уникальной начитанности, об использовании гигантской библиотеки.