Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса

Мы определили, что сборник — все существующие его экземпляры — не мог появиться ранее 1611 года. Попытаемся эту датировку ещё уточнить, благо для такого уточнения есть реальные возможности. Строка из Горация, следующая сразу же за посвятительным упоминанием об «истинно благородном рыцаре сэре Джоне Солсбэри», обещает, что Муза не даст умереть памяти о муже, достойном хвалы. Упоминание о смерти (mori) в таком контексте придаёт обращению к имени Солсбэри посмертный характер. Интересно, что в превосходном старом русском издании Шекспира под редакцией С.А. Венгерова в комментарии к «Фениксу и Голубке» указывалось, что это стихотворение посвящено «памяти сэра Джона Солсбэри»; неизвестно, знал ли автор комментария год смерти Солсбэри, был ли знаком с вышедшей в 1878 году в Лондоне работой Гросарта, но похоже, что он попал (может быть, случайно) в самую точку.

Американский профессор У. Мэтчет, писавший о честеровском сборнике более трёх десятилетий назад, точно знал, что и в 1601-м, и в 1611 году владелец имения Ллевени был ещё жив. Поэтому он считает, что слова Горация, обещающие от имени Музы бессмертную память, относятся не к здравствовавшему (и не слишком значительному) Солсбэри, а к «недавно казнённому герою», то есть к Эссексу. Нельзя не согласиться с Мэтчетом: строка Горация вряд ли могла быть адресована здесь живому человеку. Но нельзя игнорировать то обстоятельство, что слова Горация помещены сразу после имени Солсбэри и читатель мог связать их только с ним (я имею в виду читателя — современника книги, не посвящённого в её тайну, в чём бы она ни заключалась). Для такого читателя строка из Горация приобретала характер посмертной эпитафии, относящейся к Солсбэри, и выглядела естественно только после его смерти,что издатель (или тот, кто стоял за ним) безусловно учитывал. Это хорошо согласуется с тем, как бесцеремонно в лондонском экземпляре выброшено прозаическое обращение Честера к Солсбэри; для живого Солсбэри такое пренебрежительное обращение с его именем само по себе было бы оскорблением, причём странным и немотивированным — ведь шмуцтитул остался прежним. Вот когда Солсбэри был мёртв — и только тогда — посмертная эпитафия выглядела вполне естественно для непосвящённого, случайно заглянувшего в книгу читателя. Для тех же немногих, кто знал, о ком на самом деле идёт речь, это был дополнительный мазок, штрих в картине хитроумной мистификации. Довольно важный штрих, ибо сегодня он позволяет нам приблизиться ещё на один шаг к более точной датировке сборника. Джон Солсбэри умер, как мы теперь знаем, летом 1612 года, следовательно, именно этот год и является самой ранней из возможных дат появления загадочного сборника. При этом само обращение видных поэтов и издателей к имени человека, память о котором ненадолго пережила его, говорит за то, что это происходило вскоре после его кончины,и мистификаторы решили использовать совпадение во времени печальных событий — смерти Голубя и Феникс и смерти Солсбэри — в своих целях, благо Честер хорошо знал сэра Джона при жизни и был знаком с его стихотворными опусами и двусмысленным посвящением ему части томика Роберта Парри.

Основываясь на всей совокупности свидетельств, содержащихся в каждом из сохранившихся экземпляров честеровского сборника, а также в историческом и литературном контексте эпохи, я определил время издания сборника 1612—1613 годами[34].