Игра по чужому сценарию

А вечером у Шурика был малоприятный разговор с дядей Ромой. Грозный дядя, которому вмиг донесли о происшествии, пожаловал с разборкой. Он тяжело придавил кулаком листовку – кулак пришелся как раз в улыбающуюся физиономию родственника – и грозно спросил:

– Это как понимать?!

– Гнусный пасквиль! – бодро ответствовал подготовленный Шурик.

В душе он крыл отборным матом баб, которые сотворили ему такую подлянку. «Ну, суки, – со злостью думал он. – Выкарабкаюсь – урою!»

Но для начала ему надо было убедить дядю Рому в том, что это чья-то глупая месть.

Дядя встал из-за стола, плотно закрыл двери, чтобы Галя ничего не слышала, и свистящим шепотом, глядя не в глаза, а в самую душу, сказал Шурику:

– Это ты, паршивец, жене будешь рассказывать про «пасквили» и «месть» неизвестно чью! А мне парить мозг не надо. Я на пять метров под землю вижу. И роль твоя в этой истории мне понятна. Я выяснять ничего не буду. И за Галю ничего решать не буду. Пусть она сама определит твое место в ее жизни. Но одно ее слово, и я сотру тебя. Следа не останется...

Дядя Рома помолчал. Потом тяжело встал, порылся в посудном шкафчике – Шурик следил за его движениями. Оказывается, у дяди Ромы в их доме была своя прятка: он выкопал из-за банок и коробок пачку сигарет.

«Опа! Первый раз вижу, что дядя курит!»

А грозный родственник красиво закурил, выпустил дым в потолок и застучал подрезанными в салоне ногтями по крышке стола, пристально глядя опять не в глаза, а в самую душу почти описавшемуся Шурику.

«Мама родная! Разве можно так смотреть!» – лихорадочно думал Шурик, стараясь выдержать тяжелый взгляд сурового дяди.

У Шурика от волнения побежали по спине ручейки пота и начала подрагивать коленка; он придерживал ее рукой. Если б не держал, то нога стучала бы по полу.

И все-таки он дядин взгляд выдержал. И когда тот встал и отворил двери, Шурик судорожно выдохнул, стараясь сделать это бесшумно, и снова подумал про Ларису и Сашу: «Урою!»

Галя вела себя так, будто ничего не произошло. При детях Шурик был папой и отцом семейства, а наедине супруга отстраненно показывала ему, что место его на диване в гостиной, и даже за это ему надо ее благодарить. Могла бы и вообще выпереть куда подальше. Галя очень изменилась с того момента, как ей стали известны подробности его интимной жизни на стороне.

И не только и не столько это убило ее, сколько то, что ее муж поступал как последний аферист. Деньги «в долг», иконы, взятые якобы для реставрации, а на самом деле нагло присвоенные. Тьфу!

Как после этого с ним жить? Как с ним говорить о Достоевском? Как они с ним раньше об этом говорили? Значит, за красивыми словами его пряталась фальшь? «И вообще, о чем я?!!! О каком Достоевском, когда муж мой, которого я считала личностью, умным и порядочным человеком, оказался вруном, аферистом и... как там еще про него написано было? А-а! Лжецом, мошенником и бабником! Ни в чем, конечно, не признался, но ясно, что рыло в пуху. Дядя Рома не обманывается в таких вопросах. И если б слегка надавил, то Шурик лопнул бы, как гнилая слива! Но дядя не хочет давить. Мне оставил этим заниматься. А что я должна сделать? Детей без отца оставить?» – Галя ломала голову над этим вопросом, но в силу своей рассудительности не спешила указать Шурику на порог.

Внутри у нее произошел надлом. Но Галя призвала на помощь свое благоразумие и решила подождать. Она, конечно, не верила ни единому слову своего обормота. Тетки, которые к ней приходили, смотрелись убедительно. А вот Шурик... Шурик выглядел после разговора с дядей как описавшийся пудель. Правда, у дяди Ромы некогда и кое-кто из генералов выглядел не лучше после разноса на ковре, но Шурику, не будь он виноват, бояться было нечего. Дядя Рома любил его, как родного. Любил...

Теперь Шурик мог на елку забраться и чай там пить – уважения дяди Ромы ему не вернуть. Дядю Рому можно надрать только один раз в жизни. Да и то если случайно получится. У Шурика не получилось. Дядя Рома так и сказал племяннице:

– Галчонок, дело твое, и осуждать я тебя не могу – у тебя дети, но паршивец твой в дерьме по самую маковку, и стенгазетке этой я верю больше, чем ему! Ты уж положись на мой опыт. У него правая нога чечетку под столом колотила, когда я с ним беседу проводил. Он же, дурачок-разведчичок, думал, что я не вижу, как он трясется. Галинька, детектор лжи не нужен, чтобы выводы делать. Обгадился зятек! Но! Повторюсь: решать тебе. Одно слово твое – и я ему устрою длительную командировку на Крайний Север.

– Дядя, я решу все сама, – мягко и без нажима ответила Галя. – Но я верю тебе...

И все-таки Шурик умело гнул свою линию, так умело, что Галя скоро если и не поверила ему до конца, то сменила гнев на милость. У него был дар убеждать и доказывать. И хотя до супружеского тела он не был допущен и ночи проводил по-холостяцки на диване в гостиной, свернувшись калачиком, через неделю Галочка не скривилась, когда он всплакнул, вспомнив по случаю историю из своего детства, и ласково сказал ей:

– Вот так все не просто в жизни, бубус...