Игра реальностей. Джон

Наверное, был бы брат, было бы легче. Но его не было. Как отца, как матери, как и других родственников.

Одна.

С этим чувством она, похоже, родилась – знать бы еще от кого? – с ним и умрет. Может, она родилась кривой, косой, неуклюжей, неумелой? Не вовремя, не там, не у тех, не тогда, когда было нужно?

Яна часто задавалась этим вопросом раньше. Лет в двенадцать перестала; одна и одна – принялась учиться. В первую очередь тому, что «одна» – это вовсе не так плохо, вот только нужно многое уметь: защищаться, давать отпор, оставаться наблюдательной, собранной, быстро соображать – да-да, иначе не выжить, – стоять за себя и свою точку зрения.

И она стояла.

В пять подобное отстаивание закончилось разбитым носом Корноуховой Катьки и отнятой из ее руки драгоценной конфетой, предварительно отобранной той у «подруги». В семь синяком под глазом у Колумба – этим именем почему-то прозвал Ларкина Христофора учитель истории, – в одиннадцать разбитым виском – в Евнуха она кинула камнем.

И поделом. Нечего было пытаться заглянуть ей под юбку, чтобы выиграть очередной долбанный спор.

Яна не терпела мужчин – пацанов, мужиков, мужланов. Все они, как один, приближались к ней с одной и той же целью: «А давай?…» «Не давай!» – отвечала она зло, после чего моментально била в челюсть. И, чтобы женский удар становился все крепче, сразу же, как вырвалась на свободу, записалась в спортивную секцию по боксу. Затем по кикбоксингу, дзю-до, тайскому боксу, ходила на Крав Магу…

Далее обучилась стрельбе (много денег на тир, а что делать? – безопасность дороже), купила с рук девятимиллиметровый Глок и патроны к нему (если менты засекут, ей крышка), но всегда, несмотря на риск, носила его с собой – иногда за поясом в специальной кобуре, иногда в сумочке.

Пусть. Если пристанут по-настоящему, как пристали однажды, когда ей было четырнадцать, им не поздоровится – на этот раз она поубивает всех.

Нет, детский дом не учил радости, улыбкам, восторженным мечтам, легкой жизни, не катал в масле, не баловал подарками, но он учил другому – осторожности.

И именно она подчас требовалась куда больше, чем все остальное вышеперечисленное и вместе взятое.

Интуиция верещала.

Интуиция орала морской сиреной и звенела так надрывно, что Каська то и дело покрывалась испариной – за ней следили. Кто, откуда, как – непонятно, но следили точно. С самого утра она чувствовала на себе чужой пристальный взгляд – холодный, липкий и неотступный, – и нигде не могла от него укрыться. Выглядывала из-за прилавка, то и дело сканировала зал пиццерии на наличие подозрительных личностей, оборачивалась, когда шла в туалет.

Никого.

Нет, народу в торговом центре пруд пруди, но нет того самого – следока.

Где она оступилась, на чем попалась? Выяснили про пистолет? Дал показания бритый наголо мужик, которому она неделю назад врезала по колену – решила, что он собирается напасть на нее в подъезде? Засекли на наркоте? Но она давно не покупала Михе марихуану. И денег на нее не давала давно – Миха обиделся. Да и черт с ним – будет у нее еще сотня таких «Мих».

Чужой взгляд нервировал.

Мерещится? Ей давно уже не мерещится то, чего нет, – интуиция. Она еще в детстве развилась так, что Каську едва не прозвали невротичкой – та бесконечно ерзала, всматривалась во всех, оборачивалась, не доверяла – ее практически невозможно было застать врасплох, а потому гадко подшутить.

Подшутить… Она им подшутит. И этому тоже – который следит.

Двухчасовой поход в туалет Яна пропустила.

Шеф расщедрился, и зарплату выдали на день раньше.

Федька – продавец – сразу же сообщил всем, что отправляется вечером тусить в «Охотничью дыру», звал с собой Ирку, Ленку – всех звал, но никто с ним – метисом, наполовину азиатом, а так же самоуверенным нахалом, – не пошел.

– Да и идите вы все… – раздраженно бросил отверженный и принялся с двойным усердием обслуживать посетителей. Каську он с собой не позвал – не осмелился после того, как однажды попытался поцеловать ее в кладовой, получил по ребрам и долго шипел, что развелись вокруг «одни стервы и мегеры».

Яна тоже ждала получку. Ждала сильно, как манну небесную, – хотела забежать в книжный, докупить учебников, чтобы после работы под бубнеж старенького телевизора и ругань подвыпивших соседей вновь погрузиться в чтение – мечтала об университете. Мечтала давно и страстно, как и обо всем, что касалось лучшей жизни, которая когда-нибудь обязательно настанет. И у нее появятся новые умные друзья, степень, приятно пахнущие корочки, свои собственные достижения, возможность ступить выше – выше, чем для нее изначально отмерил Бог. Чтобы наконец из «никого» стать «кем-то», из тли превратиться в бабочку – доказать обществу, что она – серая и бедная, выросшая в детдоме и оставленная всеми, – чего-то да стоит. И докажет однажды.

Но не сегодня.

Не тогда, когда за ней кто-то так пристально следит.