С ним невозможно было не начинать. Он был не просто господином, он был маньяком, а меня скручивал синдром обреченной на любовь жертвы. Хотелось отдать все и на все согласиться; исчезала воля, менялась на чистый лист – я уже чувствовала это когда-то давно, но тогда был лишь отголосок. Били по телу одна за другой волны, на этот раз сладкие, вскипал героин в крови.
Тогда на балконе его губы были нежными, почти невесомыми, но не в этот раз. Они ласкали и сейчас, только иначе, с тем нужным правильным напором, от которого мысли прощально машут рукой – все, мы пошли, оставайся.
– Ты сказала мне «да», Эра, – жаркий шепот на ухо. И ощущение, что приведение приговора в исполнение началось.
Дорожка из касаний по шее; на пояс моих хлопковых штанов легли с двух сторон его пальцы, одновременно с этим прошило понимание – бороться бессмысленно, бесполезно. Штаны сползали неспешно, со смаком, опускалось вместе с ними и его лицо, пока не оказалось на уровне моего обнаженного лобка. Нежный поцелуй прямо в кожу над клитором – такой ласковый, каким одаряют в щеку священники, приветствуя вступившую в ряды монастыря монашку. Секунда любования. Затем Кайд поднялся и довольно жестко развернул меня лицом к стене, на шею ощутимым захватом легла его рука, пресекла любое мое движение. Сзади прижалось горячее и твердое мужское тело –
– Поздно. Не двигайся. Привыкай.
Он просто стоял, прижавшись, просто держал за шею. Он давал к себе привыкнуть. Потому что в тот момент, когда он, казалось бы, ничего не делал, он вливался в мою каждую клетку, вытеснял из меня же меня, он
– Нет.
«Не смотри мне сейчас в глаза».
Попросил, не приказал, но попросил так, что стало ясно – нельзя. Всего будет слишком много, я даже после адаптации не сразу ко всему готова.
А после начал входить. Раздвинул, вторгся и заполнил собой, вырвав мой стон. Дальше не тянул, он задвигался, потому что моя готовность превысила тысячу процентов, мое желание его почувствовать испугало даже меня. Он заполнил меня снизу, а казалось сразу везде, он задал темп, от которого я задымилась лавой. И это, несмотря на начало, был мой конец. Конец меня, как прежней женщины, конец моей прежней жизни. Та, с кем Кайд решил слиться, уже никогда не станет прежней – все…
Затанцевала Вселенная. Взметнулась и заполонила собой все уже знакомая кокаиновая взвесь, и это означало, что больше я себе не принадлежу. Не знаю, сколько в этом было любви, но химия… Оказывается, не человек может управлять химией, а химия человеком. Наша была обречена на вечный магнетизм.
Именно тогда, когда я поняла, что сейчас полечу в пропасть – снова начну содрогаться от кульминации, – Дварт нагло выскользнул, развернул меня к себе лицом, снова пришпилил за шею и вошел, на этот раз спереди. Я не понимала, зачем он это сделал, какой во всем этом смысл, кроме прихоти, пока он вновь не нарастил темп, и меня не начало накрывать первыми волнами оргазма, прервавшими мое дыхание.
Он держал взглядом в прямом смысле. Меня трясло, меня рвало на части вместе с этой комнатой, вместе с той землей, которая меня держала. А напротив взгляд маньяка, который знает, что водит по самому краю, водит на свидание со смертью, потому что секс с таким, как Кайд – это почти гарантированный сход с орбиты разумом, потому что шаг влево, и навсегда уйдешь в астрал, потому что случайно не сдюжишь очередной волны, хоть и готов.
Я кричала, содрогалась, а он не давал упасть. Он вдыхал меня, впитывал, знал, что это все для него, что все предназначено ему одному. Он был очень холоден и удивительно горяч, он прекрасно понимал, что делает, несмотря на то, что был заволочен дурманом, как я. Он был тем, кто втыкает невидимое лезвие ножа и сам же лечит порез.
Я висела на нем, я тряслась, меня не держали ноги. Но прижимал снизу его торс, а член внутри такой горячий, такой напряженный, что невозможно терпеть без новых судорог. И через мгновенье Дварт вновь задвигался, выдержал достаточную паузу, чтобы не допустить моего сумасшествия, и принялся входить быстро, жестко, очень глубоко.
Когда издал рык он сам, меня, как Эры, уже не было. Напрягся до состояния стали и выпустил внутрь горячую струю пенис; от наших тел, как от эпицентра взрыва, разошлась невидимая волна.
Вспыхнул искрами и погас за окном фонарь.
Оказывается, я не знала, на что подписывалась. Только теперь поняла, что эту химию мне уже никогда не перебороть. Даже если Кайд поведет себя как сволочь, как последняя мразь. Он сказал – поздно, он был прав.