Я не ответила, закрыла глаза и сделала вид, что тут же уснула, измотанная нашими любовными играми. Он по-хозяйски сжал мою грудь и, похоже, тоже попытался уснуть. Судя по тому, что его дыхание выровнялось, ему это и правда удалось. В отличие от меня. Ноющая боль внизу живота терзала адски, но я понимала, что должна терпеть. Еще немного… и я получу вознаграждение за перенесенную боль.
От неудобной позы тело затекло, но я старалась не двигаться, чтобы не разбудить его. Он не должен услышать… не должен проснуться раньше, когда еще сможет что-то изменить…
Через несколько часов послышался стук входной двери. С гулким стуком упал на пол чемодан. Послышались легкие шаги, направляющиеся в нашу сторону. Мама вернулась…
***
Я осторожно выбралась из-под руки Пуделька и свернулась комочком, отвернувшись от него. Делала вид, что плачу. В этот раз слезы выдавить из себя было легко. Все тело содрогалось от боли. Тут не то, что плакать, вопить будешь. Слышала, как мамины шаги замерли, скрипнула дверь. Глухой возглас:
– О, Господи!
Я повернула голову в сторону матери и при тусклом утреннем свете, пробивающемся сквозь занавешенные окна, разглядела ее лицо. В первый момент показалось, что вижу другого человека. Вместо пышущей здоровьем и энергии красавицы, выглядевшей всегда намного моложе своих лет, изможденная старуха. Губы сцеплены до крови, лицо посерело, все морщины разом выступили на лице. Почувствовав мстительную радость, я постаралась ничем ее не проявить. Вместо этого изобразила на лице страдания и кубарем скатилась с кровати.
Голая, с измаранными кровью бедрами и животом, нетвердой походкой я шла к ней. Каждое движение причиняло невыносимые муки.
– Мамочка, он… он… – Я протянула к ней руки. – Мамочка, мне так больно…
Она не двигалась, ничего не говорила и не делала ответных жестов. По щекам словно окаменевшего лица одна за другой катились слезы.
– Я ни в чем не виновата, мамочка, – канючила я.
Опустилась перед ней на колени, обхватила за ноги. Она брезгливо отодвинулась. Взгляд у нее был совсем чужой, я такого никогда еще не видела. Это меня задело больше, чем хотелось бы. Почему она не будит этого мерзавца, не закатывает истерику, не выгоняет на все четыре стороны? Вместо этого смотрит на меня, словно видит впервые.
– Вчера он весь вечер приставал ко мне, – глотая слезы, говорила я. – А ночью просто пришел и… Вытащил меня из постели и приволок в вашу спальню. Сказал, что хочет это сделать именно там… Так удовольствия больше получит. Я кричала, просила этого не делать, но он…
– Замолчи, – сдавленно сказала мать.
– Мамочка, ты мне не веришь?.. Посмотри на меня! – Я театрально раскинулась на полу, демонстрируя следы крови и синяки – плоды безумной ночи. – Он набрасывался на меня, как зверь. Я ничего не могла сделать! Думаешь, мне бы такое нравилось? Мне больно… Мне очень больно…
Я повернулась на бок, прижала колени к груди и стала раскачиваться. Мать и на это не отреагировала. При виде ее реакции я почувствовала, как все мои теоретические знания по психологии смываются в унитаз. Почему она так странно ведет себя? Услышала удаляющиеся шаги и звук посуды на кухне. Может, у нее просто шок? Она не знает, как вести себя в этой ситуации, потому и действует неадекватно.
Я придвинулась к стене и вжалась в нее, обхватив колени руками. Ждала неизвестно чего, не решаясь пока ничего предпринимать. Когда из кухни донесся аромат кофе, на постели заворочался Пуделек. Он потянулся, открыл заспанные глаза и замотал головой, сбрасывая остатки ночного сна. Его взгляд столкнулся с моим. Сначала он тупо смотрел на меня, потом втянул носом воздух и побледнел. Видно, шестеренки в голове, наконец, задвигались.
Утренняя дремота слетела с него в один момент. Путаясь в одеяле, он вскочил с кровати, потянув его за собой. Чертыхнувшись, отбросил в сторону и поспешно схватил со стула халат. На меня отчим больше не смотрел. Опрометью ринулся на кухню.
По моему лицу скользнула торжествующая улыбка. Наконец-то, наступила та реакция, которую я ждала! Мать материлась так, что ей позавидовала бы базарная торговка. Я и не подозревала, что она знает такие выражения. Звон бьющейся посуды, лепет Пуделька, пытающегося вставить пять копеек. С открытым ртом я слушала их перебранку и наслаждалась каждым словом. Если убрать особо матерные выражения, то разговор сводился к следующему:
– Да как ты только посмел? Это моя дочь, понимаешь? Ты трахал мою дочь, скотина?!
– Ларочка, солнышко, я тебе сейчас все объясню…
– Что тут объяснять?! Я пригрела тебя, сволочь, ты как сыр в масле катался. И чем отплатил?
– Ларочка, все не так. Я очень люблю тебя… Это было как помрачнение… она… понимаешь… она… Она сама этого хотела. А я… я просто не смог устоять… Мне нет прощения, я знаю, но… Я все сделаю, чтобы искупить вину. Пожалуйста, дай мне шанс!
– Шанс тебе дать? – мать сорвалась на визг.
Грохот усилился, перемежаясь воплями отчима.
– Ларочка, что ты делаешь? Не надо! Опусти сковородку, пожалуйста! Лара, больно же. Ты что?!..