Попетляв по чистым, мощенным светло-голубой плиткой улицам поселка, на которых важно стояли двух– и трехэтажные особняки, автомобиль затормозил около высокого бетонного забора, за которым высился в тени старых сосен и берез огромный дом с черепичной крышей. Приехавших долго изучали в видеокамеру, висевшую над входом, и только потом впустили, распахнув широкие ворота. Как только машина оказалась на территории особняка, ворота бесшумно, но быстро закрылись. Ника проводила их воспаленными от затаившихся в уголках слез глазами. Казалось, вместе с воротами закрылась и ее возможность вернуться назад, домой. Все, она точно труп. Пока еще живой.
– Выходи, приехали, – велели Нике.
Она, не ощущая своих ног, выбралась на улицу, ступив кроссовками на мощенную аккуратную дорожку, вдоль которой были посажены не успевшие расцвести кустики и цветы. Сразу же почувствовала ни с чем несравненный терпкий и свежий запах смолы – рядом находился сосновый бор. «Моя смерть пахнет деревом, – почти равнодушно заметила про себя девушка, – а выглядит, как дом моей мечты».
Величественный и даже изящный дом, трехэтажный, светлый, фасады которого были отделаны красным рельефным кирпичом, а цоколь – темным естественным камнем, действительно казался домом мечты. Красивый парадный вход в форме шестигранного эркера, к которому вела белоснежная лестница с чугунными витыми перилами, как будто бы приветствовал бедную Нику одним своим видом.
Провожатые девушки стали оглядываться. Чувствовали себя здесь они и сами не слишком комфортно.
– Че-то нет никого, – озадачился бас. – Где охрана?
– Здесь. Куда прем? Что надо? – как черти из табакерки, вылези откуда-то двое суровых мужчин, из-под полов черных пиджаков которых виднелись кобуры. Они были постарше тех, кто сопровождали девушку, и казались не такими приветливыми. Тут же чуть в отдалении, около дороги, показались еще двое. Где-то громко залаяла собака, и Ника вздрогнула. «А я так и не отомстила Укропу, не купила то летнее платье в «Маске», не встретилась с Викой, не помирилась с мамой, не купила подарок папе на день рождения и не влюбилась, – отстраненно подумала девушка. – И детей у меня не будет теперь… Мужа тоже. И в Италию никогда не съезжу».
– Макс, здорово! Мы к Марту. Просил доставить девочку, – отозвался бас тут уже даже как-то почтительно, отступая назад. – Тачку вот нам велел малого взять, типа наша помята сильно… А девочку надо с ветерком прокатить… С удобствами.
– Сам ты помятый. Давайте, катите отсюда сами, с ветерком, не забывайте о делах в городе. Малой со своими ребятами один не управляется, – отреагировал Макс. – Мусора лютуют.
– Это ты в цвет сказал, – согласился обладатель баса все так же почтительно. – «Венеру» шмонали нехило на днях…
Этот самый Макс кивнул в ответ. Он был очень нервным и весьма неприятным на вид – не потому, что у него было какое-то страшное лицо, а потому что у него были колючие и злые глаза, почти не моргающие и жестокие.
«Наверное, он меня сейчас и прикопает за кустиками около этого сказочного домика», – подумала Ника вяло, узрев на каменном лице мужика рваный шрам, тянущийся через всю щеку.
– Эй, куколка. Ты – Ника, верно? Тебя ждут. Пошли за мной, – тем временем сказал второй владелец личной кобуры и, цепко оглядев девушку, повел ее за собой – но не в дом, а в сад с цветущими яблонями, сиренью и вишней. Неприятный мужик со шрамом и двое других ее провожатых остались позади, обсуждая что-то непонятное и связанное с клубом «Венера». А ведь она там недавно была…
– Не отставай. Марту не дерзи и не смей устраивать истерик, поняла? – без особых эмоций сказал, не оборачиваясь, проводник Ники. – Не открывай без причины рта, больше слушай и со всем соглашайся. И не говори слова против. Ни единого. Или рискуешь лишиться чего-нибудь важного. Веди себя паинькой, иначе…
– Иначе что? Радик, братишка, да ты меня монстром просто выставил, – сказал кто-то позади них. Голос был немного грубоватым, глубоким, и хотя и человек, которому он принадлежал, говорил плавно и несколько насмешливо, но согласные произносил очень твердо. – Что теперь будет думать обо мне возможно будущая невестка?