В свете лампы хорошо было видно её лицо. Под потускневшими фиолетовыми глазами залегли глубокие тёмные круги, которые уже давным-давно перестала скрывать всякая, даже самая качественная косметика, и они отчётливо выделялись на бледной, нездорово сероватой коже. Губы истончились и потрескались оттого, что их постоянно закусывали и облизывали в волнении. Длинные золотистые волосы совсем потускнели и уже не спадали по спине красивыми волнами, блестя здоровым блеском, а скорее безжизненно свисали какой-то жидковатой массой. Да и вся фигура Марибель неприятно поражала контрастом с ней прежней: девушка вся похудела, сникла и ссутулилась. Всё это случилось с ней в результате стрессов прошедших полутора лет. И сейчас в палате находились две основные причины этих стрессов.
Для глаза обычного человека это была совершенно нормальная больничная палата, пусть в ней и было чересчур стерильно и тоскливо. Однако Марибель видела то, что другим людям неподвластно. Она видела мириады алых глаз, глядящих на неё практически со всех поверхностей помещения.
Да, Тау не солгала: то, что охотилось на Марибель, появилось не в мире академии. И оно в течение полутора лет, с самого мига возвращения в родной мир и до настоящего момента, истязало рассудок девушки, стараясь затянуть в бездну красных глаз. И Марибель боролась. Она знала, что если поддастся на уговоры жуткой женщины из своих снов, то больше никогда не увидит Ренко. Ради того, чтобы избежать встреч со странной дамой в фиолетовом, она даже свела к минимуму время сна — а ведь раньше Марибель так любила мир грёз, в котором она видела чудесных и в то же время довольно опасных существ! Который она посещала вместе с Ренко, не боясь ничего, когда подруга держала за руку.
А теперь Ренко нет рядом. И в какой-то момент порождения чужого мира стали пробираться в реальный. Марибель уже не могла спрятаться от них — алые глаза неотрывно следили за ней с изогнутых стволов клёнов в тёмном вечернем парке, через который проходила дорога в больницу, со скамеек и с фонарных столбов, из каждой тени — отовсюду. Скрыться больше негде.
А как-то в начале лета случайно встреченный в больнице одногруппник предложил вместе дойти до станции. Сначала Марибель отнеслась к этому без особого энтузиазма, но одна вещь заставила её круто пересмотреть мнение. Присутствие другого человека рядом заставило алые глаза отступить вглубь теней. Едва осознав это, Марибель мысленно поблагодарила всех существующих богов. А когда тот самый одногруппник провожал её и на следующий день, а затем снова и снова, ей хотелось рассыпаться в благодарностях уже этому человеку и разрыдаться ему в пиджак, настолько легче ей было от ощущения, что все эти алые глаза уходят дальше от неё, но останавливала стеснительность перед малознакомым парнем, общение с которым редко заходило дальше приветствий, а самая запомнившаяся информация о котором — прочитанный им на одной конференции интересный доклад.
А потом снова её ошибка, за которую пришлось платить другому человеку. Марибель чувствовала, что груз вины вот-вот раздавит её, что она не выдержит этой ноши и сломается. Каждый день, каждое мгновение её мучила совесть, её сводило с ума ожидание, её до смерти пугала странная женщина, периодически вырывающаяся в реальный мир. Этого было слишком много для одного человека.
— Это слишком… невыносимо, — вдруг со слезами в голосе произнесла Марибель.
Она резко согнулась и закрыла лицо руками. Послышался всхлип, а затем ей на колени упало несколько капель. Марибель не выдержала — она плакала, чувствуя себя самым жалким существом в этом мире. Ренко в таких ситуациях всегда умела поддержать её, и поэтому Марибель не ломалась. Теперь же поддерживать было некому.
Внезапно Марибель подняла голову и впилась в лицо Ренко долгим, болезненным взглядом. Она лихорадочно искала хоть какой-то знак: лёгкое движение губ, шевеление бровей, трепет ресниц — хоть что-нибудь, отдалённо намекающее на пробуждение её смысла жизни. Однако, как она ни старалась, ничего подобного Марибель разглядеть не смогла. Тогда она горько усмехнулась и, соскользнув со стула, буквально упала на колени перед постелью Ренко. Марибель вновь взялась дрожащей ладонью за руку подруги и, стыдливо опустив глаза, с горечью проговорила:
— Знаешь, Ренко… Исао-сан был прав: я действительно сумасшедшая. Я уже не знаю, в какой именно момент помутился мой рассудок, но спасать меня уже поздно. — Марибель немного помолчала, а затем пугающе спокойным тоном продолжила: — Знаешь, уже после той аварии эта женщина приходила ко мне во сне и сказала кое-что. Она рассказала, что я всю жизнь была для неё лишь средством, с помощью которого она наблюдала за нашим миром и его изменениями. То есть, я не нормальный человек — я творение рук ёкая. А затем она предложила мне покой — она заверила, что я получу его, когда моя душа вернётся в мир, где она была создана. Я не знаю, насколько ей можно доверять — скорее всего, я просто умру, если приму её приглашение…