Игра с судьбой. Боярин

- Эй! – заорал я в темноту. А чего стесняться-то во сне? А вдруг не во сне? Вдруг и правда трезвяк? Щас выйдет мент со связкой ключей да долбанет этой связкой мне меж ног. М-да. Образ мента со связкой ключей остался в моей голове после того, как в шестнадцать лет на Девятое Мая мы с пацанами сцепились с группой лиц кавказской национальности. Наваляли мы им тогда знатно. Вот только к финалу подоспели УАЗики пэпээсников, и доблестная милиция повязала всех, кто не успел убежать. Надо сказать, что лица южной национальности и не думали убегать, но те, кто нас бережет, старательно их не замечали, хватая лишь лица славянской национальности. Так и оказался я первый и единственный раз в «обезьяннике». Тогда мне тоже захотелось пить и я, постучав кулаком по решетке, крикнул, чтобы дали попить. На мой зов появился огромный мент с заспанной физиономией. В его руках позвякивала массивная связка ключей. Отперев решетчатую дверь, громила молча и как-то лениво качнул этой связкой, и она с издевательским звоном врезалась мне в пах. Пока я, скрючившись, приходил в себя, мент молча запер дверь и удалился досматривать прерванный сон. М-да. И вспомнится же такое во сне…

Еще раз, ощупав бревна сруба и снова заверив себя, что вытрезвителей с такими стенами быть не может, опять заорал:

- Эй! Сэм! Люди! Кто-нибудь! Не дайте помереть! Дайте водицы напиться!

Доносившийся из темноты храп смолк.

- Ты чего разорался, Дмитрий? Ополоумел, либо, от учености своей?

- Ты кто? – вопросил я во тьму, пытаясь вспомнить, кому принадлежит голос.

Со скрипом отворилась дверь, и комната осветилась дрожащим пламенем свечи, которую держал вошедший бородатый мужик.

- Што за ор? – осведомился он. – Али режут кого?

- Ды вон, Станиславыч чегой-та всполошился, - пояснил вошедшему сидящий на ложе у противоположной стены еще один бородач. И, хихикнув, добавил: - Видать, пока он спал, черти его ученую душу уволочь хотели.

- И што ж теперь? – вошедший прошел к свободному топчану у противоположной стены и сел. – Ежели каждый раз орать, когда черти по душу приходят, так и голоса лишиться можно.

Заявив это, бородач задул свечу и заворочался на ложе, устраиваясь поудобнее. Второй, судя по звукам, тоже улегся.

Я продолжал стоять, опершись о стену и пытался переварить разумом увиденное. В памяти всплывали обрывки воспоминаний о вчерашнем банкете с реконструкторами. Так значит, это не сон? Значит я действительно, если верить этим ряженым бородачам, каким-то образом оказался в чистом поле, вдали от людского жилья, в двадцати пяти верстах от крепости Оскол. Какой еще нафиг крепости? От Старого Оскола, что ли? Хрень какая-то. Нет, надо попить. Потом завалиться спать. Утром разберемся.

Наощупь двинулся в том направлении, где должна быть дверь. Обогнув топчан, на котором только что спал, добрался до цели и, провожаемый громким всхрапом одного из бородачей, вышел в освещенный одинокой свечкой узкий коридор. Осмотрелся. Справа и слева еще несколько дверей. Все они одинаково безликие, без каких-либо табличек и номеров. В середине коридора обнаружилась крутая лестница, ведущая вниз. Я спустился и попал во вчерашний банкетный зал. Помещение было погружено в полумрак, ибо пара свечей не могла дать достаточного света.

Показалось, будто при моем появлении две темные фигуры поспешно скрылись за печью. Тут же оттуда выбежал горбун и вопросительно уставился на меня.

- Слышь, мужик, - обратился я к нему. – Воды холодной хочу, аж пипец.

Тот молча отошел к стоящей на лавке у двери кадке, зачерпнул из нее деревянным ковшиком воду и протянул мне.

- А-а, зашибись водичка, - одобрил я, напившись. Вода и в самом деле оказалась необычайно вкусная. А может, мне это показалось из-за жестокого сушняка. – Слушай, зёма, дай мне какую-нить кружку. Возьму водицы с собой в номер.

Горбун непонимающе уставился на меня, продолжая молчать. Он что, немой, что ли? Или по-русски плохо понимает.

- Налей мне воды с собой в номер, - громко, по слогам повторил просьбу, и на всякий случай сопроводил слова жестами, указывая на ковшик, на кадку с водой, щелкая указательным пальцем себя по горлу, показывая наверх, где находятся номера.

Горбун продолжал пялиться, будто ничего не понимал. Как же тогда он сразу понял, когда я попросил пить?

От входных дверей послышался шорох. Я разглядел в полумраке, как, сползая по стенке, завалился на бок, сидевший на полу солдат. Ружье стояло рядом, прислоненное к стене. Ишь ты, спит на посту, зараза. Ну да пусть себе дрыхнет. Мне оно до лампочки.

Снова шорох, только теперь из-за печи. А чего это горбун так вертит головой, затравленно зыркая то на меня, то на спящего часового, то в сторону печки? Отодвинув его с дороги, я подошел к кадке.

- Короче, мужик, если тебе влом дать мне кружку, я возьму с собой этот ковшик, - зачерпнув водицы, сделал еще несколько глотков и направился к лестнице. – Да не баись. Не сгрызу я ковшик. Утром верну обратно.