— Леди Истлейк, это мой зять — сводный зять — Уолтер Хартрайт.
— Сводный зять, — со смехом повторила леди Истлейк. — Как сложно. Очень рада вас видеть, мистер Хартрайт, как поживаете? — Я пожал ее руку, а она огляделась, словно внезапно поняла, что ей здесь не нравится. — Думаю, нам будет удобнее в моем будуаре, — она произнесла последнее слово с иронической интонацией, которая снова заставила Мэриан рассмеяться, — если вы простите меня за беспорядок.
Она прошла в глубь комнаты и распахнула двустворчатые двери. За ними была непарадная гостиная, светлая и приятная, с высоким окном, выходившим в сад. С первого взгляда она напоминала скорее кабинет оксфордского профессора, чем будуар леди. Вдоль стен тянулись стеллажи, некоторые из них были заставлены книгами, а другие, похоже, — стопками бумаг. В углу помещался секретер, крышке которого не давал закрыться ворох бумаг и писем. По сторонам камина располагались большие шкафы, заполненные камнями, раковинами, осколками горшков, там же была видна половина этрусской головы; а в центре, что казалось самым странным, стоял большой стол красного дерева, заваленный фотографиями, которых было больше, чем я когда-либо видел в жизни. Я невольно пробежал по ним глазами в поисках общей темы или знакомых картин. В первом я не достиг успеха, потому что темы были разнообразны, как сама жизнь, — портреты, сельский домик, большая фабрика, проступавшая сквозь дым собственной черной трубы, но во втором добился лучших результатов, заметив между стогом сена и смазанным изображением тягловой лошади портрет самой леди Истлейк.
Должно быть, она наблюдала за мной, потому что, как только я наклонился, чтоб рассмотреть фотографию, отрывисто поинтересовалась:
— Ну, мистер Хартрайт, и что вы скажете?
— Вполне похожий портрет, — ответил я уклончиво. Я опасался, что она, как и многие другие, могла быть недовольна тем, как безжалостно камера выявила каждое пятнышко и морщинку, нанеся ущерб ее красоте.
— Я имею в виду фотографии, — сказала она.
— Ну… — начал я. Но как продолжить, я не знал, потому что до сих пор об этом не задумывался. Я не хотел показаться невежливым, если отнесусь к теме слишком прохладно или же буду горячо высказывать мнение, отличное от ее собственного.
Она вывела меня из затруднения, продолжив:
— Вы сами этим занимались?
— Нет, — ответил я. — Я все еще предпочитаю карандаш и кисть.
— И почему же так, мистер Хартрайт?
Этот допрос так сильно отличался от того, что я ожидал, что мне пришлось на минуту задуматься. Наконец я сказал:
— Потому что мне кажется, что фотография всего лишь бесстрастно отражает факты.
Она не дала мне даже секундной передышки.
— Тогда как ваш карандаш?…
— Тогда как карандаш может, я надеюсь, — в верной руке — намекнуть на истину. Возможно, это не одно и тоже.
Она уставилась на меня бесстрастным взглядом, так что было не понять, сочла она меня сумасшедшим, занудой или оригинальным мыслителем. Потом осторожно открыла секретер, стараясь, чтобы переполнившие его бумаги не посыпались на пол, и достала небольшую записную книжку и карандаш.
— Вы не возражаете, если я это запишу? — спросила она, уже начиная записывать. — Я пишу статью.
— Ну вот, — сказала Мэриан с веселой фамильярностью, которая снова меня озадачила, — готовься увидеть свои слова в очередном номере «Куотерли ревью».
Леди Истлейк рассмеялась.
— Только под его собственным именем, — сказала она. — Кем бы я ни была, я не воришка. С чего ты взяла, что я захочу выдать мысли мистера Хартрайта за свои?
Она отложила записную книжку и опустилась в кресло у огня, сделав знак Мэриан, чтобы та села рядом. Она вздохнула и вытянулась в кресле, без слов демонстрируя крайнюю усталость. Я подумал, не было ли это комментарием к моим словам, и невольно покраснел.
— Простите меня, — сказала леди Истлейк. — Мне только что пришлось вынести очередной визит миссис Мэдисон. Вы не встретили ее, когда входили?
— Мы видели какую-то женщину, — сказала Мэриан.
— Она была здесь не больше четверти часа, но ощущение такое, будто прошло три дня. Боюсь, моя способность говорить о детской одежде быстро иссякла. Я попробовала перейти на погоду, но даже это было слишком смело.
Вошел Стоукс и начал накрывать для чая низкий столик у кресла леди Истлейк. Она осторожно наблюдала, склонив голову набок, пока он не отошел, а потом продолжила уже тише:
— Она из тех женщин, кто считает, что особа ее пола не должна иметь никаких взглядов. И ни в коем случае не читать книг. В чем, надо сказать, она может служить превосходным примером.
Мэриан рассмеялась. Леди Истлейк стала разливать чай, потом поставила чайник и тронула руку Мэриан.
— Поэтому я так ценю общество вашей невестки, мистер Хартрайт. Она держится на одном со мной уровне. У нее всегда найдутся свежие и интересные мысли, куда бы ни завело меня бурное воображение.
— Я знаю, как она ценит вашу дружбу, леди Истлейк, — ответил я. — У нас дома ей наверняка подчас не хватает таких собеседников.
— Но это неправда! — воскликнула Мэриан.