Игра с тенью

— Она мне рассказывала совсем другое, — сказала леди Истлейк. — Вы ведь пишете, не так ли, мистер Хартрайт?

Я как раз передал чашку Мэриан и наклонился, чтобы взять свою. Лицо леди Истлейк было всего в двух футах от моего собственного, и я сполна ощутил силу ее упорного взгляда. И снова нельзя было не почувствовать, что меня допрашивали, хотя я никак не мог понять, зачем.

— Я написал книгу, — ответил я. — Но это всего лишь история заговора против моей жены, и мой собственный опыт сильно облегчил задачу. Наверное, меня следует назвать не историком, а автором хроники.

Леди Истлейк кивнула.

— Или даже редактором, — продолжил я, — потому что по возможности я старался рассказывать историю словами тех, кто был ближе всего к событиям и мог наиболее точно их описать. В их числе и Мэриан, дневник которой оказался бесценным источником информации.

Я глянул на Мэриан. Я ждал, что она станет возражать мне («Какая ерунда. Уолтер, ты слишком скромен!»). Вместо этого она напряженно смотрела на меня, и ее смуглое лицо вспыхнуло от возбуждения. Когда я повернулся к леди Истлейк, то уголком глаза снова увидел стол с фотографиями.

— Можно сказать, — продолжил я, — что в живописи я ищу истину искусства. Тогда как…

— Тогда как в написании книг, — подхватила леди Истлейк, — вы скорее фотокамера, так?

— Именно, — сказал я. Я был слегка ошарашен как быстротой ее ума, так и резкостью, с которой она меня перебила.

Я снова посмотрел на Мэриан. Она улыбалась леди Истлейк с таким видом, будто хотела сказать: «Вот видишь, я же тебе говорила». Мысль о том, что между ними может быть какой-то тайный сговор, предметом которого я являюсь, сам того не ведая, встревожила меня.

— Могу я спросить, — сказал я (признаюсь, с некоторой холодностью), — что все это значит?

Леди Истлейк ответила не сразу. Она еще раз украдкой переглянулась с Мэриан, потом достала из рукава платок и тщательно расстелила его на коленях. Наконец она откашлялась и сказала:

— Мистер Хартрайт, вы не могли бы закрыть двери? Я так и сделал. Она продолжила:

— Я, конечно, не стану просить вас хранить секреты от жены, но для начала попрошу вас не упоминать об этом разговоре никому, кроме нее.

Я не мог принять это условие, не зная, в чем дело, и старался придумать, как это высказать вежливо. Она, должно быть, поняла мои сомнения, потому что добавила:

— О, не стоит беспокоиться о вашей чести, мистер Хартрайт. Я не собираюсь признаваться в убийстве или краже ребенка. Кроме того, присутствие в комнате вашей невестки само по себе должно быть достаточной гарантией.

Я решил, что это справедливо, и кивнул. Она продолжила:

— Я только хочу защитить своего мужа. Его положение — к которому, видит Бог, он никогда не стремился, — и так достаточно сложное, и меньше всего я хочу разворошить осиное гнездо прямо у него над головой.

— Хорошо, — согласился я.

— Спасибо, — Она осторожно посмотрела на дверь и заговорила шепотом: — Вы, случайно, не знаете человека по фамилии Торнбери?

— Нет, — сказал я. — Кто он?

— Журналист, — ответила она. — И к тому же порядочная шельма.

— Это неудивительно, — сказал я. — Циник мог бы заметить, что одно неразрывно связано с другим.

Леди Истлейк рассмеялась.

— Я сама его не встречала, — сказала она, — но я узнала от моих друзей, что он собирается, исключительно ради того, чтобы продать жалкую книжку, которую пишет, оклеветать несчастного и непонятого человека, который больше не может защитить себя сам. А в результате, боюсь, пострадает не только память этого человека, но и сама Англия, и английское искусство. Потому что герой книжки, по мнению не только моему, но и многих других, — величайший гений нашего времени.

И в этот момент, словно по команде, в сознание мое вернулась улица Королевы Анны, и я немедленно вспомнил, откуда она мне знакома. На мгновение мне снова было восемь, и я сидел в кэбе рядом с моим бедным отцом. Зимний холод превращал наше дыхание в облачка пара, и я прижимался к отцу, потому что теплое пальто делало его островком тепла и безопасности. Когда мы проехали мимо высокого дома с грязными окнами и тяжелой парадной дверью, он накрыл мою руку своей рукой в перчатке и указал на окно:

— Смотри, Уолтер. Это дом сорок семь по улице Королевы Анны. Здесь живет величайший гений нашего времени.

И вот теперь, через тридцать лет, в течение шести последних часов я снова прошел по той же улице и снова услышал те же самые слова. Не раздумывая, я спросил леди Истлейк:

— Вы говорите о Тернере?

На этот раз удивилась она. Она смотрела на меня в изумлении, приоткрыв рот, потом взглянула на Мэриан:

— Ты не?…

Мэриан была озадачена ничуть не меньше.

— Нет, — ответила она, — я ничего не говорила. Уолтер, как ты?…

Признаюсь, мне хотелось озадачить их еще больше, притворившись, что я обладаю некими тайными сведениями, но я просто сказал:

— О, это всего лишь догадка, — А потом, чтобы избежать дальнейших вопросов (поскольку обе они все еще выглядели озадаченными), я продолжил: — Значит, мистер Торнбери пишет биографию Тернера?

— Так он заявляет.