На причалах Бухты Красоты салютуют флагами, из вилл и с берега машут белыми платочками, над проливом звенят аккорды арф и скрипок.
Поэт
. Глядите, какой свет они излучают! Послушайте, как звенит море! Эрос!Офицер
. Это Виктория!Начальник карантина
. И что дальше?Офицер
. ЭтоНачальник карантина машет желтым флагом.
(
Он и Она, только сейчас заметив жуткий пейзаж, в ужасе.
Начальник карантина
. Да уж! Нелегко! Но сюда обязаны заворачивать все, все, приезжающие из зараженных областей!Поэт
. Как вы можете говорить такое, делать такое, видя двух любящих людей! Не трогайте их! Не касайтесь любви; это государственное преступление!.. Горе нам! Все прекрасное втаптывают в землю, в грязь!Он и Она сходят на берег, печальные и пристыженные.
Он
. Горе нам! Что мы сделали?Начальник карантина
. Не обязательно что-то делать, чтобы попасть в мелкие неприятности, уготованные жизнью!Она
. Как скоротечны радость и счастье!Он
. Сколько нам придется здесь задержаться?Начальник карантина
. Сорок дней и ночей!Она
. Лучше утопиться в море!Он
. Жить здесь, среди выжженных гор и свинарников?Поэт
. Любовь побеждает все, даже серный дым и карболку!Начальник карантина
Она
. О! Мое синее платье потеряет свой цвет!Начальник карантина
. И станет белым! И твои красные розы тоже побелеют!Он
. И твои щеки! За сорок дней!Она
Офицер
. Вовсе нет!.. Твое счастье, правда, стало источником моих мук, но… это ничего — я теперь получил докторскую степень, работаю домашним учителем там, напротив… хо-хо, да-да, а осенью получу место в школе… буду учить с мальчиками уроки, те же самые уроки, что учил все свое детство, всю свою юность, и теперь буду учить, те же уроки, всю свою взрослую жизнь и под конец всю старость, те же уроки: сколько будет дважды два? Сколько двоек без остатка в четырех?.. И так до пенсии, когда время будет тянуться в ожидании обеда и ужина, в ожидании газет,— пока меня наконец не свезут в крематорий и не сожгут…У вас здесь случайно нет пенсионеров? Это почти столь же ужасно, как дважды два четыре: начинать учиться, уже получив докторскую степень, задавать одни и те же вопросы до самой смерти…
Пенсионер
. Не завтрака, а газеты! Утренней газеты!Офицер
. А ему всего пятьдесят четыре года; он еще двадцать пять лет может так ходить, ожидая завтрака и газеты… Разве это не ужасно?Пенсионер
. Что — не ужасно? Что, что, что?Офицер
. Да пусть ответит тот, кто может!.. А я буду зубрить с мальчиками дважды два четыре! Сколько двоек без остатка в четырех?Она
. Неужели ты полагаешь, будто я могу быть счастливой, видя твои страдания? Как ты смеешь так думать? Быть может, то, что я проведу здесь сорок дней и ночей, утишит твою боль? Признайся, утишит?Офицер
. И да и нет! Я не могу наслаждаться, когда ты страдаешь! О!Он
. А ты думаешь, мое счастье может быть построено на твоих мучениях?Офицер
. Жалко нас — всех! О!Все
Дочь
. Вечный, услышь их! Жизнь жестока! Жалко людей!Все