Игра со Смертью (СИ)

Я нашел долбанные записи Доктора. Твоего отца. Те самые, где он описывал, как извлек из тебя нашего ребенка, и как наблюдал за его агонией, записывая все изменения в его состоянии. Не забыл указать, где похоронил останки. Гребаный педант. Описывал смерть ребенка с таким равнодушием, с каким не смотрят даже на гибель растения.

Ты писала, что хотела оплакать малыша, придумать ему имя…но отец не позволил… а я нашел это место. Я это сделал за тебя.

Я не знаю, сколько длился наш разговор. Я не слышал её голоса. Но он отдавался в моём сердце. Я видел её перед глазами. И я рассказывал ей. Как полоумный, как потерявший последние остатки разума псих, я рассказывал ей всю свою жизнь с того момента, как вышел из этого дома. И она слушала меня… то с грустной улыбкой, то хмурясь, то плача вместе со мной. Понимающе опуская глаза и сжимая руки, слушала обо всех моих женщинах, которые значили не больше завтрака или обеда. О том, как искал в них забвение, насыщения, и так и не находил. Я рассказывал ей о моих войнах и победах. Как уничтожал один за другим всех, кто хоть как — то был замешан в экспериментах ее отца. Рассказывал, как следил за каждым её шагом и преследовал тенью везде, не оставлял ни на секунду. Я продолжал жить ею даже тогда, когда нас разделяла та самая пропасть.

Вот она стоит рядом. Такая настоящая. Живая. Всегда живая. И я вскакиваю с места, стараясь схватить за руку, прикоснуться к нежной коже… хватая ледяной воздух, и её образ медленно тает на моих ладонях, а я кричу, озираясь по сторонам, зову её, рыча в бессилии, когда мне отвечает лишь тишина. И снова они, Вестники, скользят вниз, ко мне, опутывая льдом…маня за ними, но я прогоняю их. Пусть подождут. Я никуда от них не денусь.

* * *

Это была не просто злая усмешка судьбы. Все три мойры, наверняка, громко смеялись беззубыми ртами, пока ткали скрюченными пальцами дырявое полотно моей жизни. Проклятый Альберт Эйбель. Я готов был ещё раз продать свою душу всем демонам Ада, лишь бы только получить возможность убить его снова. И я бы вновь и вновь пожирал его гнилое сердце за всё, что он сделал, за ту боль, что причинил моей семье. Гнусная мразь, посчитавшая себя кем — то вроде Бога.

Эйбель, помимо журнала, вёл ещё и дневник, из которого я и узнал имена своих настоящих родителей. Да, блядь, у меня были родители. Из мяса и плоти. О том, что мой отец был братом отца Нолду, предводителя Носферату, мы узнали несколько лет назад. Но вот мать…Чёрт тебя раздери, Эйбель. Моей матерью была не просто вампирша из клана Чёрных Львов. Ею оказалась Элерия, дочь Самуила Мокану. Покойного короля Братства. Отца Владислава Воронова и Николаса Мокану. Ты далеко замахнулся, тварь. Я могу себе только представить, какое удовольствие тебе приносило осознание твоей власти и могущества…от того кровосмешения, которое ты устроил, больной ублюдок.

Доктор писал, что когда — то мать Элерии стала его любовницей. Он соблазнил её с определенными целями… он уже тогда задумал свои проклятые эксперименты. Нария имела интересную сущность, о которой Эйбель узнал не сразу, но хотел использовать в своих интересах, сделав из нее свою рабыню. Падшие становятся собственностью того, кто готов их выкупить у Аонэса. Только Самуил Мокану смешал ему все планы, он спас Нарию. Женился на ней. Элерия родилась от этого брака, но Нария скрыла ребенка от Самуила, который всего лишь сделал благородный жест и дал ей своё имя, только для того, чтобы Эйбель потерял на неё свои права.

Мокану уехал, а Нария воспитывала мою мать сама. Прошли годы, и Эйбель завоёвывал всё больше авторитета и уважения у своих соратников, вёл активную научную деятельность…Пока однажды случайно не увидел Элерию. Он сразу понял, чья она дочь. Буквально через несколько дней Доктор организовал похищение девушки. Так моя мать стала такой же подопытной, как и я. Изощрённая месть именно Мокану, Черным Львам, на которую может быть способен далеко не каждый. Только тот, кто сгнил изнутри, прикрывая жуткую вонь своей натуры дорогими парфюмами. Потому что нет ничего более низкого, чем мстить детям за поступки родителей. Впрочем, Альберт Эйбель в этой жизни любил только одно дитя. Своё детище. Свой грёбаный исследовательский центр.