Игра со Зверем

У кандалов, сковывавших руки Амона, было одно неприятное свойство: они едва ли не полностью лишали возможности прибегнуть к магии, позволяя воспользоваться разве что слабеньким заклинанием лечения. Любая попытка обратиться к более сильному колдовству или, тем паче, разрушить оковы, пресекалась столь болезненно и жестоко, что даже самые строптивые и гордые узники весьма быстро смирялись со своей участью.

Поэтому демон не пытался освободиться. Да он и не рвался на волю. Неудобство от осознания собственной непривычной уязвимости быстро прошло, сменившись равнодушием. Зверь не спал, он выжидал, затаившись, и лишь иногда в прозрачных светлых глазах вспыхивала хищная искра. Впрочем, она почти тут же гасла. Время гнева еще не наступило. Как и время возмездия.

Наверное, заточенный должен был свирепствовать, захлебываясь от ненависти и досады, но он сидел неподвижно, лишь изредка осторожно меняя положение тела. В тишине темницы мысли текли удивительно гладко и ровно, вся картина происходящего ясно стояла перед внутренним взором. Прекрасно осознавая все, что, произойдет дальше, пленник ждал посетителя, который не мог не прийти. Уже не мог.

Даже с закрытыми глазами удалось мгновенно определить тот миг, когда в подземелье спустился враг. В затхлом воздухе появились едва уловимые сладковатые нотки безумия. Умалишенный был могущественным магом и ловко прятал своё помешательство от других, но Амону, пригубившему Бездну, умеющему разговаривать с драконами, вобравшему силу бывшего левхойта Ада, стало зримо то, что не замечали другие.

Если бы квардинг мог, он, возможно, даже испытал бы жалость к существу, столь давно и тщательно скрывавшему ото всех свое сумасшествие. Но, когда Кэсс не стояла рядом охранительной тенью, ее Хозяин снова лишался способности чувствовать. Он опять становился тем, кем был до появления в своей жизни нииды — равнодушным, жестоким воином.

— Осталось немного, и ты окончательно потеряешь рассудок, — медленно произнес демон, по-прежнему не открывая глаз.

Вошедший триумфатор замер от изумления. Надо же, он — всесильный — оказался замечен жалким пленником еще до того, как сам решил себя явить.

— Скажи, а свой истинный облик ты уже потерял? — ленивым голосом спросил заключенный, словно не сидел в каземате, скованный чарами, а вел беседу в Зале совета. — Интересно посмотреть, какой ты теперь? Наверняка красавец, да? Ну-ка, попробую угадать… Любая девка упадет замертво, увидев твою физиономию? И, наверняка, на это обворожительное колдовство уходит все больше и больше сил. Я прав?

Он, наконец, открыл глаза и перевел взгляд на визитера.

— Прав, — хрипло согласился тот. — Но это не страшно, ведь скоро у меня будет столько силы, что я не смогу ее потратить за все время существования Ада, Антара и всех известных и неизвестных земель!

— Знать недолго им осталось, — насмешливо констатировал собеседник.

— Они проживут столько, сколько я решу! — рыкнул пришедший, не выступая, тем не менее, из тени.

— Интересно, — все так же неторопливо протянул узник, снова закрывая глаза. — А кто будет решать, сколько проживешь ты?

Тот, к кому обращался этот вопрос, сделал два широких шага вперед и остановился перед решеткой темницы.

— Точно не ты. Твое время ушло. Твое и всего твоего проклятого племени! Скоро править будут другие.

— Безумные великаны, забывшие даже родную речь? — свергнутый квардинг хмыкнул. — Скорее, люди к власти придут. Ты никогда не станешь Правителем этого мира. Мы всего лишь прокляты, а не выставлены на общее осмеяние.

Амону не нужно было открывать глаза. Его обоняние, обостренное до предела, улавливало малейшие оттенки запахов, и вот сейчас к сладковатым ноткам сумасшествия примешались кислые нотки удивления. Демон лениво усмехнулся.

— Изумлен? Думал, я не понимаю, чего ты так жаждешь? Все твои мысли и желания мне известны. Давно-о-о… Я знаю и о том, что именно ты хочешь совершить, и о том, как изменишь, вернее, попытаешься изменить ритуал. Тебе не приходило в голову, что я давно, очень давно тебя раскусил? И знал все твои хитроумные планы на несколько шагов вперед? Да что там шагов. Я их просто знал.

Темнота налилась горькими запахами гнева и напряжения, она стала тяжелой, почти осязаемой, а потом посетитель, стоящий по другую сторону ржавой решетки вдруг расслабился. До пленника донесся полубезумный смешок.

— Тогда почему, о великий, видящий меня насквозь, ты сидишь в подземелье, прикованный к стене, как нашкодивший пес, а я смотрю на тебя, свободный и всесильный?

Заточенный безмолвствовал. Его собеседник подошел вплотную к решетке и взялся за прутья:

— Что молчишь? Нечего сказать… Ты верил Тирэну, верил, как родному, и что? Он обманул тебя. Тир. Мой брат. Он никогда, слышишь, никогда не был тебе предан, и сейчас он тащит сюда твою девку, ту, которой ты так не хотел ни с кем делиться. Тащит для меня. Для Динаса. Для всех, кто захочет. Но ты не бойся. Мы не положим ее на алтарь — нельзя. Она не будет жертвой. Всего лишь кормом дракона, охраняющего святыню.

Зубы квардинга сжались, желваки напряглись, но он ничего не ответил.