- Я умираю, - медленно, тихо, сказала она, но в тишине конюшни эти слова прозвучали неожиданно громко и обреченно. - Фенька, я умираю.
Четвероногая подружка подошла и легла рядом, по-собачьи положив голову на колено хозяйке. Поглаживая любимицу, Кэсс рассказывала ей свои страхи, переживания, все, что мучило и мешало дышать.
- Знаешь, что самое страшное? Я почему-то знаю - ни одно зелье мне не поможет. Я умру...
Питомица протестующе заблеяла, вскинув голову.
- Споришь, - губы нииды тронула грустная улыбка. - Жаль, не увидеть, что произойдет. Я бы этого хотела. Ну... подготовиться...
Коза встала боком и нетерпеливо притопнула задней ногой.
- Подоить? Сейчас? Фенька, я тебе рассказываю о... черт!..
В голове замелькали воспоминания. Вот она жалуется рогатой слушательнице на то, что соскучилась по Амону, и хочет его увидеть, пьет молоко... Вот рассказывает про соревнование и о том, как сильно хочет все вспомнить, пьет молоко...
- Твое молоко исполняет мои желания? - с опаской спросила девушка.
Серая бестия скосила хитрый желтый глаз с горизонтальным зрачком и многозначительно моргнула - мол, дои, тугодумка.
- Фенька... а спасти меня ты можешь? - высказала свое безумное желание хозяйка.
Ласковая животинка отступила и посмотрела почти с человеческой тоской.
- Жаль... Тогда покажи. Я хочу увидеть.
Парнокопытное послушно встало рядом, давая себя подоить...
Кассандра пила вкусное теплое молоко и сердце замирало...
Было больно. Она обхватила руками колени и застыла. Обрывки видений. Сознание словно уплывало, но и испытанной малости хватило с лихвой. Чудовище, разъяренное тем, что его обманули, будет рвать ее тело. Оно уже достаточно сильно, и не станет ждать, пока его снова усыпят. Оно не боится смерти, им движут только инстинкты. Квардинг, мрачной тенью стоящий рядом. Он видит, что с ней происходит. На каменном лице мелькают тени. Он бессилен ей помочь, поэтому просто смотрит...
Коза испуганно забилась в угол, когда девушка завыла, схватившись руками за голову. Ужас накрыл тяжелой волной. Быть сильной? Не плакать? Выдержать? Сопротивляться? Слезы заливали лицо, несчастная рыдала в голос, содрогаясь от страха перед открывшимся знанием, теряя желание не только бороться, но и жить. Не думать, не помнить, не чувствовать... она умрет.
Амон ворвался в конюшню. Дверь ударилась о стену с такой силой, что обвисла на одной петле. Демон сгреб нииду в охапку и прижал к себе, вбирая крупную дрожь, сотрясающую худое измученное тело. Он видел такое лишь раз в своей жизни и сразу с жадностью втянул запах, чтобы почувствовать... спящего Зверя, разрушающего ее.
Внутри все похолодело. А рабыня в его руках забилась еще яростней, еще исступленней. Она не понимала, что бьет Хозяина по плечам, груди, кричит, рвется прочь, впадая в животную панику от его прикосновений и не веря в то, что все будет хорошо. Она видела - хорошо не будет. Видела...
- Кэсс! Покажи, что ты увидела...
Она яростно рвалась из его рук, не желая ни видеть, ни слышать. Квардинг влепил невольнице пощечину. От удара голова страдалицы запрокинулась, взгляд обезумевших от ужаса глаз встретился с желтыми, звериными.
- Покажи.
Он встряхнул ее. Раз. Еще раз. Подчиняясь, человечка обрушила стену, закрывавшую её сознание, и демона затопил ужас обезумевшей жертвы. Он впитывал его, и внутри разрасталась пустота. Он видел все то, что видела она. Видел образы ее смерти, свое лицо, каменно-спокойное, потому что в противном случае...
- Прекрати реветь. Хватит, - мужчина обнимал прямое, напряженное тело.
Девушка не отвечала, продолжая сотрясаться от крупной дрожи. Не обнимала его, словно не хотела больше видеть рядом. Зверь зарычал. Что делать?
Все происходило точно так же, как в тот единственный раз, много сотен лет назад, когда Амон первый и последний раз попытался завести ребенка. Те же слезы, та же истерика. Даже лишенные воли рабыни перед страхом смерти кричат и бьются в ужасе, не желая видеть виновника своей гибели. Только тогда это его не ранило. Тогда боли не было. Не было страха, что он навсегда потеряет...
- Кэсс. Кэсси. Я все решу, слышишь? Я все исправлю. Поверь мне...
Он терпеливо вытирал слезы беспрерывно катящиеся по бледным щекам слезы. Он ненавидел плачущих женщин, но сейчас это не имело значения. Только бы не сломалась. Только бы пришла в себя. Дрожь понемногу стихала, рыдания замолкали. Сквозь пелену ужаса наконец-то прорвался голос - родной, успокаивающий. Горячие ладони гладили спину, подрагивающий затылок. Хозяин. Почему? За что ей это? Но руки сами собой вцепились в его плечи, тонкое тело прижалось так тесно, что даже дышать получалось с трудом. Истерика утихала, и ниида схватилась за квардинга, как хваталась всегда в минуты отчаяния. Он обнял ее еще крепче, продолжая неловко гладить по волосам. Он не умел утешать, ему проще было сломить, уничтожить, но это умение сейчас не поможет.
- Успокойся, - повторил в который раз. - Я все решу, слышишь?
- Зелье н-не п-помож-жет, - заикаясь от слез, прогнусавила она в плечо утешителю.
- Я все решу. Поняла?