Игра, старая как империя

В то время как Вашингтон и европейские столицы использовали эти новые инструменты эксплуатации, Китай предпочел старые методы, с их грубой силой денег, попранием прав человека и отсутствием прозрачности. «Китай стремится удовлетворить свои собственные коммерческие и стратегические интересы, основываясь на бесчувственной, расчетливой логике», – писал Рори Кэрролл в Guardian. «Они пришли делать деньги – и как можно больше».[137]

Действия Китая в Африке, конечно же, обеспокоили Вашингтон. «Америка, ее союзники и друзья считают, что их видению процветающей Африки, управляемой демократами, которые соблюдают права человека, законы и принципы свободной торговли, угрожает растущее влияние Китая на этом континенте, – писал правый Фонд наследия в Вашингтоне. – Укрепляющиеся связи между Китаем и Африкой тревожат нас не только потому, что они способствуют заключению сделок по энергетическим ресурсам и оружию, но и потому, что конкурируют с американо-африканской торговлей».[138] Правый эксперт, который создал жестокую эпоху рейгановской экономики, теперь жаловался на недобросовестное поведение Китая – новой экономической силы на континенте! Так же как и старые экономические убийцы в Африке – Америка и Европа – демонстрировали показную добросовестность по отношению к континенту, новый экономический убийца – Китай – не только вторгся на их территорию, но и использовал при этом те же бизнес-методы, которые старые экономические убийцы с опозданием объявили аморальными и устаревшими.

Однако в конечном счете и те, и другие стремятся к эксплуатации, и неважно, как это преподносится. Один ученый из китайской Академии социальных наук утверждал в интервью Economist, что поведение Китая на самом деле напоминало поведение старых колониальных держав. «Так как мы пришли туда в основном для зарабатывания денег и получения доступа к ресурсам, – сказал он, – сложно найти разницу».[139]

Военизация торговли

«Нам грубо дали понять, что мы останемся здесь надолго. Я осознал, что мы оказались в очень тяжелой ситуации», – вспоминал Найджел Уотсон-Кларк. Заложников отвели в деревню, где-то в дельте Нигера. «Мы все четверо чувствовали, что попали в большую беду, из которой нам сложно будет выпутаться».

После двух дней плена Уотсону-Кларку приказали позвонить в агентство новостей Reuters и продиктовать требования похитителей. В частности, они добивались передачи контроля над нефтью местному региону; Shell должна была выплатить 1,5 миллиарда фунтов стерлингов в качестве компенсации за загрязнение окружающей среды, а также требовали освободить бывшего губернатора штата Бэйилса Дипреи Аламиейесейга (Diepreye Alamieyeseigha) и изгнать иностранцев из региона.

«Главные требования касались расширения контроля над ресурсами, изгнания всех иностранцев и выплаты 1,5 миллиарда фунтов стерлингов штату Бэйилса, – рассказывал Уотсон-Кларк. – Они ни в коем случае не требовали денег лично себе. И не настаивали на обычных в таких случаях условиях освобождения заложников». Многие годы заложников брали с целью получения за них выкупа, но на этот раз все было по-другому. Как только Уотсон-Кларк прочитал требования похитителей, ему стало не по себе – он понимал, что их никто никогда не выполнит.

Похитители отслеживали новости по CNN и BBC, чтобы выяснить, какую шумиху вызвал захват заложников, и были недовольны тем, как мало об этом говорили. Как ни странно, в то время мировая пресса была занята исключительно китом, заплывшим в Темзу в Лондоне. «Этот кит очень их разозлил», – говорил Уотсон-Кларк.

Похитители Уотсона-Кларка называли себя MEND – Движением за эмансипацию дельты Нигера (Movement for the Emancipation of the Niger Delta). Мировая пресса называла их «пиратами», «партизанами» и «темными», но это была молодежь из дельты, чьи жизни искалечила нефть, подтолкнув их к жестокому сопротивлению, чтобы привлечь внимание к своей тяжелой судьбе. Их требования были продиктованы застарелым нефтяным конфликтом. Для жителей дельты Нигера, особенно для племени иджо, эти требования были абсолютно оправданными. Один из представителей MEND пожаловался британскому журналисту: «У нас нет питьевой воды, школ, электричества, работы». Другой сказал: «Мы не террористы, мы борцы за свободу».[140]

Сведущие в этом конфликте люди считают MEND союзом молодежных группировок иджо, которые стали радикалами за последние несколько лет. Иджо – одна из крупнейших этнических групп в дельте с наиболее активной общиной, борющейся с нефтяными магнатами в союзе с малочисленными огони. Обе общины, как и другие в дельте, уже давно требуют расширения контроля над прибылью от торговли нефтью, добываемой на их земле. Они также добиваются справедливой компенсации за загрязнение окружающей среды и разрушение их региона.