Игра стоит свеч

От удивления у Николь даже желание прикрыться пропало.

— Чего?

— Все как надо, — продолжает Корделия, медленно обходя Николь вокруг, — рост… ноги… пропорции… осанка… грудь вот только… чуть великовата.

— Что?! — изумление Ник неподдельно. — Грудь? Великовата? Вы мне льстите…

— Не льщу. Нет, для девушки ваших пропорций — то, что надо, не больше и не меньше. Но для модели… Хотя, учитывая прочие достоинства… а кожа какая… а глаза… а профиль… при таком раскладе на размер груди можно закрыть глаза.

У Николь глаза в пол-лица.

— Эмн… мисс Деламико…

— Корделия.

— Хорошо. Корделия, у вас со зрением все в порядке? Может, вы очки забыли надеть?

Брюнетка звонко хохочет.

— Ох, поверьте мне, Николь. На таких, как вы, у меня глаз наметан. На многих модельных кастингах бывала. Вы просто созданы для подиума. Неужели никогда не задумывались о карьере модели?

Николь пытается осмыслить сказанное. Безрезультатно. Потом пожимает плечами, перестав обращать внимание на свою почти наготу.

— Я предпочитаю зарабатывать на жизнь головой, знаете ли…

— Похвально… — задумчиво протягивает Корделия. Смотрит на Ник, обхватив подбородок изящными пальцами. — Есть у меня один чудный костюмчик… просто на вас… идеально. Красное кружево на сером чехле… макияж поярче… губы алые…

Словосочетание «красное кружево» ввергает Ник в панику.

— Нет! Никакого кружева! Тем более — красного…

— Вы же даже не видели, Николь…

— И видеть не хочу!

— Хорошо, — покорно вздыхает Корделия, — давайте определимся с тем, что вы совершенно точно не приемлите.

— Нуууу… — Ник в задумчивости трет лоб, — никаких декольте и вырезов до задницы. И ничего прозрачного. И… Хотя… Все, наверное. А, нет! Никакого мини!

— Николь, — владелица магазина едва сдерживает улыбку, — мы не продаем скафандры.

— Ну что сразу — скафандры, — надувает губы Ник. — Что я такого сказала…

— Так! — Корделия решительно хлопает в ладони. — Думаю, надо начинать. Уверена, в процессе мы достигнет разумного компромисса.

— Но оно же прозрачное!

— Только сверху и по бокам, Николь.

— А юбка? Я в этом кринолине и пары шагов не сделаю!

— Зато не мини, как вы и хотели.

— Где тут лямки! Оно же свалится!

— Ник, с вашей груди — не свалится!

— Не верю!

— Это что за ужас?! Я что, женщина — кошка?

— И в самом деле, Моник, унесите. Это совершенно не то.

— Какого черта оно белое! Я похожа на невесту.

— Напрасно вы так, Ник. Белый цвет вам очень к лицу…

— Нееет, только не белый!

— Я же просила, мини — не надо!

— Ник, всего на ладонь выше колена. Ноги у вас безупречные. И цвет идеален…

— У меня на коленке ссадина!

— Правда ваша, — со вздохом.

И так три часа. Но компромисс все же был достигнут. А еще предстояла битва за туфли, белье, макияж и прическу. Но у Ник уже силы кончились. Она была одна, а их — целая стая наглых девиц во главе с неумолимой Корделией.

Стоя перед зеркалом, Кайл уже в третий раз перевязывал бабочку. Повертев порядком измочаленный кусок шелковой ткани, отбросил его в сторону и достал из коробки новый. Не то, чтобы он навык потерял, но некую минимальную сосредоточенность процесс завязывания бабочки все же предполагает. А Кайл был погружен в невеселые мысли. И направление у этих мыслей было уж совсем неожиданное.

Может, ему и вправду показаться врачу? Шринку, как ему в сердцах сказал Эзекиль. Так больше продолжаться не может.

Этот голос. Спокойный, уверенный, твердый. При этом — приятный слуху, мелодичный. Он верил этому голосу больше чем себе. Он был уверен, что голос всегда точно все знает. Что он не подведет. Этот голос… в машине он был для него всем, его маяком, его путеводной звездой, нитью Ариадны, что вела вперед. Он, черт побери, почти любил этот голос!

И как же он ненавидел Шарки! За все. За эту несуразность и нескладность. За собачью преданность в начале, сменившуюся волчьим оскалом потом. За то, что ее стали уважать. За то место, которое она занимает в его команде… и в его жизни. Он не хотел давать ей ничего, ни кусочка себя, а она захватила, потихоньку прокралась и стала повсюду. Вот если бы она была парнем — цены б не было такому штурману! А это бесполое недоразумение… как бы он хотел, чтобы она куда-нибудь исчезла…

Если бы не одно «но». Кайл, дружище, так любимый тобою Голос и несуразная Шарки — это один и тот же человек! Пальцы его дернулись, узел сорвался. Кайл вполголоса выругался. Он, бля, шизофреник! Или как там это называется… когда раздвоение личности?