После этого дня я постоянно думала о том, что он собирался мне загадать. Но все это было бессмысленно, потому что наступили холодные месяцы, и мы со Спенсером не общались вообще. Это была суровая зима. Никто особо не выбирался на улицу, и папа настоял на том, чтобы отвозить нас с Эммой в школу и забирать после занятий, когда температура опускалась до тридцати градусов, но я слышала мелькавшее в разговорах Эммы имя Спенсера, когда она в своей комнате разговаривала по телефону. Как я поняла, Эмма переключилась на Тайлера, более взрослого парня, с которым она однажды познакомилась в кафетерии, и я услышала намного больше, чем мне хотелось, о том, чем они занимались в подсобке для уборщиков. Спенсер, очевидно, стал старой новостью. Новостью, о которой не стоило больше говорить.
Переживая за Спенсера, я каждый вечер поглядывала на его дом, подмечая, когда свет в его комнате был включен, а когда нет. Мне хотелось узнать его распорядок дня. Он поздно ложился спать, уже за полночь. Затем рано утром я видела, как он проходил мимо нашего дома вниз по улице, стойко перенося холод в лыжной шапке и черном шерстяном пальто, выгуливая Астро или направляясь в школу. Несколько раз я порывалась подбежать к нему, но никогда не решалась на это, понимая, что он, скорее всего, сразу поймет, под каким бы предлогом я ни подошла, он будет выдуманным.
Имя его дяди продолжало доноситься из кухни, когда мы с Эммой, как предполагалось, должны были уже спать. Вслед за ним шли красочные выражения. Мой отец иногда сквернословил, но я и не подозревала, насколько много, пока однажды не подслушала разговор о Джексоне Пирсе.
К тому времени, как наступила весна, мы все уже с ума посходили в вынужденной изоляции. В первый же день, как стих ветер, а температура приблизилась к норме, я выбежала из дома и направилась к дюнам, ожидая его там. Я повалилась на холодный сырой песок, наблюдая за дорогой. Но Спенсер не появился ни в тот день, ни в другой из последовавших за этим теплых дней.
Моей первой реакцией был страх за него, но потом, наконец, Эмма упомянула о нем в телефонном разговоре, сплетничая о том, что Спенсер порвал со своей летней подружкой и пригласил на свидание Хизер, которая была выпускницей. Несмотря на свои отношения с Тайлером, она говорила о том, как было зла, что Спенсер был снова свободен, а она упустила этот шанс.
Кроме этого, у нас с Эммой было еще кое-что общее. Когда в тот день я завалилась на свою кровать, то подумала о том, что если Спенсер приглашал на свидания девушек, значит, с ним все было в порядке. Я была сбита с толку от своих ощущений, я то страдала, то чувствовала облегчение. Я надеялась, что это был знак того, что у него дома все стало лучше. Может, поэтому я и не видела его. Если в его жизни все наладилось, у него больше не было причин приходить к дюнам поговорить со мной. Но если мы были настоящими друзьями, он должен был, по крайней мере, один раз появиться там, чтобы поговорить со мной, зная, что я переживаю за него.
Когда я об этом подумала, то поняла, что не слышала о Спенсере ничего, кроме слухов. Поэтому я, как жалкая неудачница, продолжала выискивать его каждый день, понимая, что сразу же прощу его, как только он появится. Я даже представляла извинения и сожаление, которые будут исходить от него. У него было много домашних заданий. У него появилась работа. Его новой подружке не нравилось, что он общался со мной.
Последнее мне даже нравилось. Мне нравилась сама мысль о том, что его подружка могла ревновать его к нашей дружбе. Мое воображение работало сверх меры, выдумывая ему оправдания, я старалась не замечать той боли, которая, как я знала, была бессмысленной. На самом деле, Спенсер не обязан был ничего мне объяснять. Он вообще ничем не был мне обязан.
Глава 10
День перед расставанием
— Ты бы смогла прогулять школу, Сара Улыбашка?
Этот вопрос задал Спенсер, когда выступил из-за кустарника, который отделял передний двор дома в двух кварталах от школы. Райли всю неделю лежала дома с бронхитом, и я снова ходила в школу одна.