Перекатившись на другой бок, я едва не застонала вслух. Мне не хотелось, чтобы моя голова была настолько забита мыслями о Спенсере. Причиной, по которой я приехала сюда, был мой папа. Он был единственным, о ком я хотела думать. Я так долго запрещала себе думать о нем, что теперь казалось неестественным вспоминать о тех временах. Воспоминания приходили нелегко. Если бы я смогла стереть воспоминания о той ужасной ночи, то, возможно, я бы смогла думать о папе и при этом не чувствовала бы такую сильную боль утраты, которая омрачала все воспоминания о нем.
Свернувшись калачиком на постели Райли, не обращая внимания на то, что все внутренности сжались в один комочек, я закрыла глаза и попыталась восстановить в памяти точный облик папы. Представив его лицо, я начала с его улыбки и передних зубов, слегка выступающих вперед. Затем я попыталась вспомнить его голос, такой глубокий грохочущий тон. Я представила, как на его лице в уголках зеленых глаз собирались морщинки, когда он смеялся. Я снова беспокойно перекатилась, теперь на спину.
Я думала о том, как сильно он любил смотреть полицейские сериалы, особенно повторы старого черно-белого сериала «Облава». И несмотря на то, что я высмеивала все в этом сериале — плохую игру, плохую одежду, плохие диалоги — я все равно сидела рядом с ним и смотрела, потому что хотела проводить с ним как можно больше времени.
Папа был сладкоежкой. Я вспомнила и это. Каждый Хэллоуин он лично инспектировал конфеты, которые мы успевали собрать по соседям, чтобы убедиться, что никто в них ничего не подсунул. Прежде чем утвердить их, он откусывал от каждой и говорил «налог для папы».
По вечерам, прежде чем оправиться спать, он обходил весь дом, проверял, чтобы были закрыты все окна и двери. Он старался, чтобы его семья была в безопасности.
Все эти воспоминания были утеряны во время долгого опустошения, но сейчас я хотела все вспомнить. Я хотела прочувствовать его потерю. Папа заслужил, чтобы о нем помнили. Это было худшим из всего произошедшего — я похоронила все воспоминания вместе с ним. Даже хорошие, которые оставались в памяти яркими и четкими. Они были запятнаны его смертью, и я не знала, как помнить о них и при этом не приходить в отчаяние от того, что они больше никогда не повторятся. Я не хотела думать о ночи, когда он погиб. В течение слишком долгого времени я вообще не думала о нем, по крайней мере, не тогда, когда бодрствовала или когда могла это контролировать.
Спустя несколько часов, когда сквозь тьму стало пробиваться солнце, я почувствовала полное опустошение. Мне нужно было остановиться. Но после того, как всю ночь вспоминала о нем, я как будто стала к нему чуть ближе, я так по нему соскучилась, что казалось, будто физически ощущаю эту боль утраты. Я укуталась в покрывало с головой, но так и не заснула.
В семь утра я уже приняла душ и сварила кофе, когда Райли, еле волоча ноги, зашла на кухню и забралась на барный стул.
— Привет, — пробубнила она.
— Ты рано встала.
Она нахмурилась.
— Ничего не могу с этим поделать. Как бы поздно я ни легла, я всегда встаю вместе с восходом солнца. Как птица. С похмелья, кстати, весьма раздражительная птица.
Улыбнувшись, я достала две кружки и налила нам кофе. Сделав первый глоток и вздохнув, она спросила:
— Какие у тебя на сегодня планы?
Она забыла. Сжав пальцами ручку своей кружки, я ответила:
— Я поеду в свой старый дом.
— Дерьмо. — Она опустила свою кружку и посмотрела на меня. — Прости. В какое время хочешь поехать?
— Во сколько ты должна быть на работе?
Что-то бормоча под нос, она посмотрела на часы на плите.
— Снова в одиннадцать. Они продолжают подставлять мне обеденные смены. И мне лучше начать собираться. Но сначала скажи-ка мне, ты повеселилась прошлым вечером?
Я отпила кофе и сжала ладонями теплую кружку.
— Повеселилась, но вот Колби был просто в восторге. Это было так заметно.
Сначала она засветилась от удовольствия, но потом нахмурилась.
— Я такая дура, что сказала вчера ту фигню по поводу того, что не уверена в Колби. Я нервничала из-за вечеринки и чувствовала себя неуверенно. Думаю, это потому, что временами я задумываюсь, почему он вообще до сих пор со мной.
Она смотрела на меня сквозь полуприкрытые веки.
— Райли! Ты сейчас серьезно?
Я уперлась руками в бедра.
— Видишь? Неуверенность, но ничто не отменит нашу совместную пятидесятилетнюю годовщину. — Она одарила меня кривоватой улыбкой. — Спенсер так и не вернулся вчера, да? Вот засранец.
— Думаю, он был занят.
Райли усмехнулась.
— Скорее всего, ему пришлось везти Аннабель прямо в Бостон.
Мы допили кофе, и Райли ушла собираться на работу. Я поела немного хлопьев, которые нашла в кухонном шкафу, клятвенно пообещав себе до отъезда пополнить ее запасы, когда она появилась в своей униформе — белой рубашке на пуговицах и шортах цвета хаки.
— Я постирала футболку, которую ты вчера одолжила мне, — сказала я.
Она отмахнулась, дав понять, что это не проблема. Затем она схватила свои ключи с барной стойки.
— Ты точно готова сделать это?
— Настолько, насколько вообще смогу быть готовой к этому.