Игра теней

Сестра Утта провела пальцем по своему подбородку, слишком круглому и мягко очерченному.

— Ничего, это можно исправить, — заявила Мероланна, обматывая вокруг шеи жрицы Зории длинный шарф, скрывший половину лица. — Сейчас холодно, и никого не удивит, что вы так закутались. Особенно сегодня.

— Вы уверены, что мы поступаем разумно?

Сама Утта дала на этот вопрос отрицательный ответ и теперь разрывалась между здравым смыслом и преданностью Мероланне.

— Честно говоря, сестра Утта, меня совершенно не волнует, разумно мы поступаем или нет, — призналась герцогиня.

Она хлопнула в ладоши, и в спальню вошла маленькая горничная.

— Помоги мне надеть драгоценности, Эйлис, — обратилась к ней герцогиня. — Вам лучше не терять времени, — добавила она, повернувшись к сестре Утте. — Сейчас зима, темнеет рано. У нас есть всего лишь несколько часов.

Сестра Утта сомневалась, надо ли так спешить, но говорить об этом не стала. Мероланна сама признала свой замысел неразумным, и спор о его деталях не имел ни малейшего смысла. К тому же за долгие годы знакомства с герцогиней жрица Зории убедилась в том, что переспорить Мероланну — трудная задача, требующая тщательной подготовки и немалых усилий.

— Хорошо, — кивнула она. — Когда я вернусь, незамедлительно явлюсь к вам, как мы условились.

— Я так признательна вам, моя дорогая, — изрекла Мероланна, не поворачивая головы, ибо горничная застегивала у нее на шее ожерелье, громоздкое, как якорная цепь. — Не представляю, что бы я без вас делала.

* * *

Мэтт Тинрайт позволял себе взглянуть на нее лишь изредка и тут же поспешно отводил глаза. Он боялся, что вожделение и сознание собственной вины сияют в его взоре так же ярко, как свечи, горящие в алтаре.

Только один раз Элан М'Кори повернулась в его сторону, и глаза их встретились в пронизанном светом пространстве храма Тригона. Не менее полусотни шагов отделяло Тинрайта от предмета его страсти, но он почти физически ощутил взгляд Элан и едва сдержал блаженный вздох. Несмотря на торжественную церемонию, на ней было черное платье и вдовья вуаль, правда не такая густая, как обычно. Казалось, из всех жителей Южного Предела она одна по-прежнему скорбит о Гейлоне Толли. Возможно, так и было в действительности. Тинрайт до сих пор не понимал, что привязывало Элан к Гейлону — надежда на удачное замужество или любовь. Но Мэтт давно уяснил, что женское сердце — непостижимая загадка для мужчины, и оставил всякие попытки эту загадку разгадать.

Хендон, младший брат погибшего герцога, стоял рядом с Элан. Его серо-голубой костюм с черной отделкой можно было бы назвать воплощением элегантности, если бы не слишком пышные рукава: в них руки Хендона выглядели слишком толстыми, толще ног. Если взоры Мэтта Тинрайта неодолимо приковывала Элан, то у правителя Южного Предела она не вызвала никакого интереса. Хендон Толли не удостоил ее ни единым взглядом или словом и все время шептался с королевой Аниссой, расположившейся по другую сторону от него. Королева впервые после рождения ребенка вышла из своих покоев. Она была бледна, но выглядела довольной и счастливой. Внимание и любезность правителя Южного Предела, несомненно, находили у нее самый радостный отклик.

Рядом с королевой стояла няня, державшая на руках новорожденного принца. Посмотрев на крошечное розовое личико под кружевной оборкой чепчика, Мэтт Тинрайт невольно задумался о том, какая странная судьба у этого малютки. Если бы Олин Алессандрос появился на свет несколько месяцев назад, он стал бы младшим ребенком в большой семье, счастливым отпрыском могущественного и мудрого монарха, в чьем королевстве парят мир и благоденствие. Будущее не сулило бы ему никаких забот и тревог, за исключением тех, что неизменно выпадают на долю сильных мира сего. А сейчас младенец остался на свете почти без защиты: один его брат погиб, другой бесследно исчез, та же участь постигла сестру. Отец, ни разу не видевший сына, томился в плену. Прежде Мэтт Тинрайт и не думал, что можно сочувствовать грудному младенцу, не способному осознать всей тяжести своего положения, но маленький принц Олин пробудил в его душе чувство, весьма похожее на жалость. Воистину это было удивительно. Особенно если учесть, что младенец с рождения обладал всеми благами, о каких Тинрайт страстно мечтал.

Точнее сказать, принц Олин обладал почти всеми благами. Даже отпрыску королевской семьи не дано владеть тем… тем, чего Тинрайт желал сильнее всего. Мысль о том, что его желание никогда не исполнится, пронзила сердце поэта, и он пошатнулся. Сегодня ночью он лишится последней надежды.

Тинрайт украдкой взглянул на Элан. Щеки ее по-прежнему были бледны, глаза потуплены. О, если бы она могла ответить на его чувство! Но, увы, любовь поэта не вызвала в ее душе никакого отклика. Элан М'Кори впустила в свое сердце смерть, а для любви там не осталось места.