Всякий раз, когда я читал это письмо, меня не отпускало ощущение дикой несправедливости и трагичности в этой грубой, нелепой и несвоевременной оборванности наших взаимоотношений с Петром Иннокентьевичем. Так не должно было случиться.
Самое ужасное заключалось в том, что Створкина не смог бы для меня заменить никто. Слишком близкое что-то было в нем, я бы сказал даже – родное. Это относилось в полной мере и к Принцессе Логри, трагически погибшей в ту роковую ночь. Эдельвейс была нитью, связавшей меня с иными мирами. Мирами, ставшими мне родными.
И даже зная, что Створкин, как и другие хранители, по понятным теперь причинам не открыл мне многого, я не мог думать о нем иначе. Это был великий человек. И это была огромная честь и привилегия для нашего города – иметь
Сегодня – особенный день. Рано утром у меня прошел сеанс связи с мастером Джованни. Наконец-то мой
«А на пути в Париж придется сделать пару остановок и повидать старых и новых друзей», – сказал я себе и вернулся к чтению.
Передо мной лежала черная папка. Первым документом в ней была объемистая генеалогическая справка семьи Арчинелли. Судя по справке, род отслеживал своих предков с XII века. Второй документ представлял собой описание неких активов, с которыми семья Арчинелли так или иначе была связана. Список впечатлял. Я увидел несколько знакомых даже мне, человеку, далекому от мира больших капиталов, названий всемирно известных компаний и банков. Судя по перечню, семья должна быть одной из богатейших как минимум в Европе.
Третьим документом было письмо, адресованное Створкину. Все документы оказались на французском. А с французским у меня никак. И давать документ кому-либо для перевода мне не хотелось совсем. Пришлось переводить самому, хотя за качество я бы не поручился. Была мысль показать текст Тайне, но соображения предосторожности перевесили. Пока мне не будет ясна ее роль во всей этой истории, придется действовать без нее.