— Что? — стражник оглянулся, взглянул на связку ключей, которые я держал на вытянутой руке, хлопнул себя по поясу и потопал ко мне. — Откуда?!
— Говорю же, обронили, — проникновенно сказал. — Вы уж простите, но у вас в остроге такие грязные полы, что даже звона не слышно. Совсем мэр на содержание не выделяет?
— Что есть, то есть, — хмуро пробормотал тюремщик. — Ты это… спасибо, в общем.
— Да без проблем, уважаемый Труфальд.
Стражник ещё немного потоптался и ушёл к себе в каморку.
— Зачем?! — прошипел Шидо. — У тебя же получилось!
— Верь мне, — внушительно сказал я и горячо зашептал. — Для предстоящего дела нам нужно хорошее отношение со стражей. Как тебя выпустят — дуй в таверну Горха и жди меня там! Простой народ не трогай, а вот тех, на кого трактрищик или кузнец укажут, аккуратно облегчи. Особо интересуют Писарь Вацлав, Волхв Богша. Нам нужен ключ от склепа, что на кладбище стоит.
— Но…
— Тиха, кто-то идёт!
Шли за мной. Хмурый Добромир и неожиданно не менее хмурый трактирщик Горх.
— Выходи, — приказал стражник. — Расписывайся в караулке и можешь идти.
Горх мрачно посмотрел на меня исподлобья и промолчал.
— Понял, — покладисто согласился я, с удовольствием выходя из камеры. — Я мигом!
Дойдя до караулки Труфальда, я расписался в большом журнале, выслушал короткую нотацию тюремщика и спросил:
— Уважаемый Труфальд, а что сделал несчастный Шидо?
— Воришка Шидо? — усмехнулся стражник. — Украл ночной горшок нашего мэра.
— На фига?
— Так это, — на этот раз усмешка тюремщика вышла какая-то злая. — Горшок-то из чистого золота. Жировит на зуб пробовал, говорит высшей пробы!
— Ну раз Жировит говорит, — не стал спорить я. — А можно я за Шидо залог внесу?
— Три монеты, — педантично уточнил Труфальд, — очень уж мэр на него осерчал.
— А горшок-то где?
— Как где? — не понял стражник. — Мэру вернули.
— А вот это зря, — я решил не упускать возможности сделать жизнь мэра ещё более интересной и насыщенной новыми событиями. — Это же улика! Пока идёт расследование — нужно хранить её в…
— Хранилище? — проявил сообразительность внимательно слушающий стражник.
— Именно.
— Хороший ты эльф, Алекс, — задумчиво проговорил тюремщик. — Правильный.
— Это всё от общения с вами, мудрый Труфальд, — я решил действовать по принципу — лестью репутацию не испортишь. — Всем бы таких мудрых наставников по жизни!
— Иди уже, — польщённо буркнул тюремщик, — А Шидо твоего я через десять минут выпущу.
Сердечно попрощавшись с тюремщиком и тремя золотыми, я направился к выходу из острога вслед за хмурым трактирщиком.
Уже на самом пороге, я всё-таки вспомнил последние строки Пушкинского Узника:
— Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляет лишь ветер… да я!…»
С чувством продекламировав стих аса Пушкина, я посмотрел на хмурого Горха.
— Спасибо, Горх, вот только, где Ульяна?
— Не за что, — пробурчал трактирщик. — Хрен бы я, значица, за тобой пришёл, если б не Киря. А что до госпожи Ульяны — беда с ней.
— Отравили? Прокляли? Убили?
— Хуже, — Горх печально вздохнул и махнул могучей рукой. — Судят её. Прямо сейчас.
Глава 29
— Так, Горх! Веди прямо сейчас в суд и рассказывай по дороге, что произошло.
Пока мы добирались до суда, который, по удивительному стечению обстоятельств располагался по соседству с домом мэра, Горх рассказал следующее:
Всё началось с гигантской очереди к Магической башне.
Казалось, к Ульяне на приём разом захотели попасть чуть ли не все мужчины города Удольска. И если по началу очередь двигалась вполне себе чинно и благопристойно, то ближе к обеду началась полная вакханалия.
Во-первых, резко замедлилось продвижение самой очереди — мужчины выходили из башни хмурые и сердитые, но на все вопросы лишь угрюмо отмалчивались.
Во-вторых, задние ряды начали энергично давить на стоящих впереди, что в итоге вылилось в затоптанный огород, на котором росла какая-то волшебная трава.
В-третьих, магичка, выглянув из окна, увидела, что чуть ли не сотня мужиков топчет её драгоценные травки и прямо из окна швырнула несколько Огненных копий. И всё бы ничего, но одно из них попало в парик двоюродного брата мэра.
Уважаемый Хотур держал в городе хлебную лавку.