Игра в бары

Мне требовалась какая-нибудь лазейка. В варианте с Ирби ничего подобного не намечалось. Я готов был согласиться с тем, что послеобеденное время среды не подходит для серьезных размышлений, но разве утро четверга не другое дело? И я в тысячный раз решил, что не имею морального права работать с Ниро Вульфом. Если бы имел, давно бы ушел гулять, раздавленный очевидностью того факта, что, не считая сугубо специфических занятий, наша детективная деятельность начиналась не раньше одиннадцати часов, когда Вульф спускался из оранжереи.

Поэтому, встав, побрившись, приняв душ, одевшись, сойдя вниз, поздоровавшись с Фрицем, позавтракав, прочитав утреннюю газету и узнав среди прочего о том, что никого еще не обвинили в убийстве Присциллы Идз и Маргарет Фомоз, а потом проследовав в кабинет, вскрыв утреннюю почту и увидев, как девять часов прошли безо всяких известий сверху, я набрал номер оранжереи по внутреннему телефону, услышал голос Вульфа и спросил:

– Вы сами пригласите людей на вечеринку или поручите мне?

– Никому, пока не объявится мистер Хафф. – Вульф, как обычно, был не в духе.

– Он прилетит в три часа.

– Или никогда.

Так обстояли дела. Одним из его глубочайших заблуждений была уверенность в том, что ни единое приспособление для перевозки людей, управляемое машиной, – от скуттера до океанского лайнера – не может гарантировать доставки пассажира к месту назначения и что только тупица возьмет на себя смелость делать на такое приспособление ставку.

Тут уж я ничего не мог изменить. Повесив трубку, я позвонил в «Пан-Атлантйк», и дежурная ответила мне, что рейс № 193 ожидается по расписанию. Едва я встал, чтобы положить почту на стол Вульфа, задребезжал телефон, пришлось снова сесть и снять трубку.

– Бюро Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.

– Арчи Гудвин?

– Именно.

– Это Сара Джеффи.

– Судя по голосу, так оно и есть. Доброе утро.

– Доброе утро. Я хотела… как вы себя чувствуете?

– Прекрасно. А вы?

– Тоже неплохо. Я только что позавтракала и решила позвонить вам. За столом осталось лишь одно место – мое!

– Замечательно. Освободилось лишнее место для званых обедов.

– Дело в более важном вопросе. – Пауза. – Вы забрали шляпу и пальто?

– Да, но ради всего святого, не говорите, что хотели бы их вернуть: я избавился от ваших вещей навек.

– Я никогда не захочу ничего подобного. – Ее слова прозвучали весьма уверенно. – Когда через долгое время после вашего отъезда я вошла в коридор и увидела, что пальто со шляпой исчезли, я расплакалась, как ребенок. А потом испугалась. Испугалась оттого, что плакала об их исчезновении. Однако следом я поняла, что дело еще в чем-то, мне не ясном. Так или иначе, но я перестала доискиваться причины своих слез и беспокоиться о них, потому что одно знала наверняка: я рада, что пальто со шляпой больше нет, и благодарна вам за удивительный поступок на фоне моего отвратительного поведения. Вы наверняка понимаете, почему я так дергалась. Я ужасная трусиха и всегда была ею. Такая трусиха, что вчера днем, пытаясь вам позвонить, я трижды не сумела заставить себя повернуть диск телефона.

– Вы могли бы…

– Нет, прошу вас! Дайте мне договорить или я совсем смешаюсь. Спала я так, как давно уже не спала. Просто восхитительно! И завтракая на том месте, где вчера сидели вы, я вдруг осознала… осознала, что должна сделать все, о чем вы меня просили… Все… Только, конечно, не… Словом, я исполню любую вашу просьбу… во всяком случае… во всяком случае ту, которую смогу исполнить. Так объясните же мне, в чем состоит проблема?

– Я уже вчера объяснял.

– Да, да, только я не запомнила.

Я заботливо пересказал ей ситуацию, но, судя по паре заданных ею вопросов, слушала она не очень старательно. Пришлось повторить все снова. Она пообещала приехать в бюро к одиннадцати. Я предложил ей привести с собой адвоката, но она заявила, что не хочет ему ничего говорить, опасаясь его возражений и не желая спорить. Я не настаивал, ибо не исключалась возможность упросить Натаниела Паркера действовать в ее интересах. А такое, пожалуй, было лучше всего.

Она предупредила меня:

– Я уже не считаю себя сумасбродкой, но трусихой я осталась и теперь проявляю исключительную отвагу – надеюсь, что вы это понимаете.

Я ответил, что понимаю полностью и очень ценю ее мужество.

Данное событие совершенно изменило печальный утренний настрой. Перво-наперво я поднялся в оранжерею и сообщил Вульфу, что тридцать центов, добавленные мною к плате за такси до Армии Спасения, вовсе не выброшены на ветер. Потом я выслушал инструкции и вернулся в кабинет, дабы их выполнить. Важнейшую часть указаний составлял звонок Паркеру, поскольку тому следовало знать не только имена, адреса, события и намерения, по также цель и план нападения. Паркер, как обычно, не горел энтузиазмом и весьма недвусмысленно заявил о том, что интересы миссис Джеффи требуют его конфиденциального участия.

Прекрасно понимая, что в случае необходимости он отдал бы Вульфу свой правый глаз, я пообещал устроить его складывать бумажные салфетки, если в результате грядущей операции он лишится адвокатской практики.