— Разве я не объяснил? Я считал, что она может уехать в Венесуэлу повидаться с бывшим мужем, и хотел остановить ее прежде, чем они успеют связаться. Я получил от мистера Хаффа письмо с требованием половины собственности мисс Идз, которое крайне ее беспокоило, и потому боялся, как бы она не наделала глупостей. Использование мною штампованного выражения «живой и невредимой» совершенно не важно. Я попросил вас в первую Очередь проверить списки пассажиров, летящих в Венесуэлу. А вы, спрятав ее у себя, после моего ухода услали на смерть.
Вульф спокойно поинтересовался:
— Значит, вы согласны с тем, что документ, которым размахивал мистер Хафф, подлинный? То есть, подписан его женой?
— Нет.
— Но уж она–то знала, подписывала его или нет. И если бумага поддельная, зачем ей понадобилось лететь в Венесуэлу?
— Иногда она проявляла импульсивность и несдержанность.
Вульф с сомнением покачал головой.
— Так у нас ничего не выйдет, мистер Холмер. Давайте поставим все точки над «i». Вы продемонстрировали мисс Идз письмо мистера Хаффа и фотокопию документа. Что она сказала? Она подтвердила свою подпись или отрицала ее?
— Я уклонюсь от ответа.
— Вряд ли молчание, вернее, умолчание поможет следствию, — сухо заметил Вульф. — Теперь, когда вам известно о том, что мисс Идз не улетала в Венесуэлу, я могу заверить вас, что она и не собиралась никуда лететь. Как же вы объясните ее отказы от встреч с вами, ее бегство?
— Да никак.
— Может, все–таки попытаетесь?
— По–моему, больше чем есть объяснений вы уже не получите. Она знала, что я приду вечером с документальным подтверждением полной некомпетентности мисс Дьюди в делах корпорации. Я предупредил ее об этом еще по телефону. Вполне вероятно, что к тому времени она уже поняла необходимость отказаться от мысли поставить мисс Дьюди во главе корпорации и не пожелала, встретившись со мной, взглянуть правде в глаза. Поняла она и то, что мисс Дьюди не даст ей ни минуты покоя в течение оставшейся недели.
— Вы настоящее чудовище, Перри, — промолвила. Виолетта Дьюди своим приятным голосом.
Он впервые в моем присутствии посмотрел на нее прямо и ясно. А поскольку я сидел точно на линии между ним и мисс Дьюди, то без труда перехватил взгляд мистера Холмера. Он начисто отметал одну деталь его разглагольствований — утверждение о том, что человек, подобный ему, не может совершить убийства. Глаза Перри Холмера в эту минуту как раз подходили парню, способному накинуть веревку на шею жертвы и туго затянуть ее. Одна быстрая злобная вспышка — и он снова повернулся к Вульфу.
— Наверное, я сумею объяснить ее записку ко мне. Вопрос касается мисс О’Нейл.
— Не надо преувеличивать. Мисс О’Нейл может быть и непричастной к преступлению. И тем не менее — рассказывайте. Во что она играла? Находилась ли в интимных отношениях с мистером Брукером или с вами? За чем охотилась: развлечения, деньги, мужчины?
Челюсть Холмера пришла в движение, выступив вперед и сделавшись похожей на челюсть бульдога. Он заговорил:
— Исключительно глупо отвечать на подобные вопросы: если с полицией это неизбежно, то с вами абсурдно. Ваши гнусные инсинуации относительно молодой прекрасной женщины по меньшей мере невежливы… В своей невинности и скромности она так далека от этих… от всеобщей извращенности… Нет! Ну и болван я! Не надо было начинать! — И он привел челюсть в первоначальное положение.
Я смотрел на него, вытаращив глаза и не веря своим ушам. Не то, чтобы проявление добрых чувств к хорошо сложенной поганке со стороны уолл–стритского адвоката представляло собой нечто невиданное. Но слышать, как один из них несет такой вздор, было поистине удивительно. Подобный мужчина становится угрозой для здоровых и нормальных отношений между людьми вообще и полами в частности. После высказывания Холмера о Дафни О’Нейл я несколько недель кряду спрашивал себя, сумею ли когда–нибудь обратиться к молодой женщине иначе, чем с помощью вызывающей бессмысленной болтовни.
Вульф произнес:
— Насколько я понимаю, вы закончили, мистер Холмер?
— Да.
Вульф повернулся к следующему:
— Мистер Брукер?
Именно на Брукера я и ставил. Порой, когда группа людей находится под следствием по делу об убийстве, все они выглядят для вас одинаковыми, но такое случается не часто. Обычно — иногда по понятным причинам, иногда нет–вы определяете фаворита, каковым в нашем случае для меня и был Джой Л. Брукер, президент. Даже не знаю почему. Возможно, из–за своего узкого бледного лица и длинного тонкого носа. Он напоминал мне одного типа, на которого я работал еще студентом во время летних каникул в Огайо и который надул меня на сорок центов. А может, оттого, как он смотрел на Дафни О’Нейл на конференции во вторник.
Закон не осуждает человека, восхищающегося творением природы, по прошло всего несколько часов после смерти Присциллы Идз, и с ним ничего не случилось бы, потерпи он со своим любованием до захода солнца.