Игра в бирюльки

Приблудный, Кранцев все же не был чужаком в совпосольстве. Кроме небольшого рабочего кабинета на втором этаже он получил право на обладание малюсенькой двухкомнатной квартирой в жилой части Бункера, на четвертом этаже, и скромным, но приличным «пежо» для разъездов по служебной надобности, то есть в личное пользование. Номера резвой беленькой машинки, как и в Марселе, начинались с числа 115, однозначно определяя ее «советскую» принадлежность. Но буквы СД как бы обещали владельцу дипломатическую неприкосновенность. Для выезда за пределы Парижа дальше 40 км советские дипломаты в те незабвенные времена были обязаны подавать в полицию заявку с обозначением маршрута, за соблюдением которого соответствующие французские службы строго следили. Делалось это на основе взаимности, так как в Москве западных дипломатов контролировали еще жестче. Но на первых порах Кранцеву и 40 км казались избытком, тут бы с Парижем разобраться, окунуться в каждый квартал жизни не хватит.

Конечно, дипломатические номера ни в коей степени не предохраняли от неизбежности: любого и каждого советского дипломата рядовые и официальные французы априори считали шпионом, засланцем или агентом влияния, то есть благоверным служителем тоталитарного советского режима и, значит, врагом свободолюбивой и демоктратической Франции. Шансов доказать обратное не было никаких, кроме публичного оглашения инакомыслия или измены того или иного лица. Поэтому автономера, начинающиеся числом 115, с симпатией могли быть встречены только на улице Буассьер, где располагалось общество дружбы Франция – СССР или на площади героя-полковника Фабьена, где размещалась штаб-квартира ФКП. Маленькие чертики, появившиеся еще в Марселе, корябали душу Кранцеву, хотя и не были способны испортить его отныне прекрасное ощущение просто от пребывания в Париже. Qui vivra, verra!? Поживем – увидим.

Прошли три долгих недели до момента, когда на Северном вокзале любящий папа наконец смог обнять свою драгоценную Аннушку вместе с мамой Светой. Багажа у прибывших было немного – все необходимое предстояло приобрести по парижским меркам. Весенним мартовским днем термометр в Париже показывал +8, а в Москве в день отъезда было –8, поэтому настроенние и у девочек сразу задалось весеннее. Аннушка улыбалась во весь рот, осматривая незнакомый город, Светлана улыбалась более томно, осознавая суть происходящего и нежно поглядывая на мужа. Основные вопросы решены: они будут жить вместе в Париже, дочка продолжит учебу в «советской» школе при посольстве (спасибо дяденьке Беловенко), мама будет совершенствовать французский в музеях и в магазинах, готовить обеды и наслаждаться жизнью. Аннушка была рада видеть папу ничуть не меньше, чем блестящий никелем велосипед, ожидавший ее в углу комнаты. Ее большие, как у мамы, глаза блестели ярче велосипеда.

Ознакомительная прогулка с семьей по Бункеру впечатлила всех троих. Как в волшебном ящике, здесь одно за другим открывались служебные и представительские помещения, огромный концертный зал и еще один приватный, школа на добрую сотню учеников, медпункт, включая кабинет гинеколога, спортзал, магазин, бухгалтерия и множество разных подсобок и потаенных комнат неизвестного назначения. Похоже на океанский лайнер международного класса. Полная автаркия с вертолетной площадкой на крыше. Ко всему этому надо было добавить партком, скрывавшийся под именем «профком», для сплочения рядов бойцов передовой дипломатического фронта и формального наблюдения за моральным обликом «поголовья», как то пьянки и разврат. Неформальное наблюдение обеспечивала когорта фантоматических, т. е. неизвестных миру, но угадываемых сотрудников, коим в обязанность вменялось предупреждать случаи перебежки или, по-иностранному, дефекции. Этим же сотрудникам поставлялось долгом давать анонимную оценку личности и поведения того или иного дипломата, что по возвращении на родину могло обернуться некоторыми сюрпризами в отделе кадров. Но до этого момента Кранцеву было еще далеко. Пока же предстояло бежать вперед, не сбавляя темпа, преодолевая мелкие препятствия и превратности погоды.

* * *

Первые тучки появились на небе, когда Светлане предложили занять место секретаря посланника в связи со срочным отъездом мужа действующей секретарши. Работа на полдня за какие-то копейки все равно была подарком, потому что валютных копеек у советских людей за границей набегало не густо, за временные рабочие места в посольстве шла борьба, и Света подоспела кстати со своими двумя языками, французским и английским, и дипломом МГИМО. Но на это место, как выяснилось, метила жена Тарасюка, довольно нахрапистая дама с дипломом строителя и, соответственно, корявым французским. Были и другие претендентки. Одна из них, жена сына министра рыбного хозяйства, трудиться за копейки не захотела, но в коридорных разговорах обронила: мол, эта, без роду-племени, едва приехала, а уже на валюту села… «Старший брат» Тарасюк теперь сворачивал улыбку на лице при встрече с Кранцевым и смотрел волком.