Игра в бисер

Когда-то давно, во время изучения комментариев к «И-Цзин», мифический порядок и значение этих правил представлялись ему как особенно привлекательное и милое его сердцу подобие космоса и места, занимаемого человеком в мироздании; он нашёл также, что древнейший народный дух в этом традиционном расположении удивительно гармонично сочетается с духом спекулятивно-учёным, духом мандаринов и магистров. Он уже давно и с любовью, правда, не делая никаких записей, лелеял этот план, и в голове у него он сложился окончательно; лишь вступление на высокий пост помешало Кнехту продолжить его разработку. Сейчас, в эту минуту, он принял решение построить свою ежегодную Игру по этой идее китайцев, а Фрицу, если он окажется в состоянии проникнуться духом его замысла, он сейчас же поручит подготовку общей композиции и перевода её на язык Игры. Но тут сразу же возникло препятствие: Тегуляриус не знал китайского языка. Выучить его в такой короткий срок было невозможно. Впрочем, если Тегуляриус будет строго придерживаться указаний Магистра и Восточноазиатского института, то, привлекши ещё и литературу, он сможет проникнуть в магическую символику китайского двора – дело ведь не в филологии.

Фрицу понадобится для этого немало времени, особенно потому, что он – человек избалованный, не способен трудиться каждый день. Необходимо немедленно дать всему ход. Приятно поражённый, Кнехт улыбнулся: а ведь и впрямь этот столь осторожный старый человек, сочинивший календарь-памятку, оказался прав со своим напоминанием.

Уже на следующий день – приёмный час закончился ранее обычного – Кнехт вызвал Тегуляриуса. Тот явился, отвесил поклон с несколько подчёркнутым смирением, принятым им теперь в обращении с Кнехтом, и был немало удивлён, когда обычно столь скупой на слова Кнехт, лукаво кивнув ему, спросил:

– Ты помнишь, как мы с тобой ещё в студенческие годы словно бы поспорили и мне так и не удалось склонить тебя на свою сторону? Спор шёл о ценности и значении Восточноазиатского института, особенно об изучении китайского, и я всё старался убедить тебя тоже заниматься в этом институте и изучить китайский язык. Ну вот, вспомнил! А теперь меня берет досада, что я не смог убедить тебя тогда. Как было бы хорошо, если бы ты знал китайский! Мы бы с тобой славно поработали.

Он ещё некоторое время поддразнивал друга, доведя его любопытство до предела, и лишь после этого высказал своё предложение: он-де намерен в самом ближайшем будущем начать разработку плана ежегодной Игры, и если Фрицу это доставит удовольствие, он просит его взять на себя основной труд, как когда-то он перед состязанием выполнил основную работу для другой Игры, – Кнехт в ту пору гостил у бенедиктинцев. Фриц взглянул на него с недоверием, поражённый до глубины души; он был взволнован уже одним ласковым дружеским тоном и улыбающимся лицом Йозефа, который в последние месяцы являлся ему только повелителем и Магистром. Растроганный, обрадованный, принял он предложение Кнехта, и не только как честь и выражение доверия, – он понял и оценил всё значение этого благородного жеста: то была попытка воскресить дружбу, раскрыть захлопнувшиеся было двери. Тегуляриус отмёл сомнения Кнехта относительно китайского языка и тут же попросил Досточтимого полностью располагать им.

– Отлично, – резюмировал Магистр. – Рад твоему согласию. Итак, в определённые часы мы с тобой снова будем товарищами по работе и по занятиям, как в те, столь далёкие теперь времена, когда мы сиживали вместе не за одной партией, и не только разрабатывали, но и боролись за наши игры. Меня это радует, Фриц. А теперь ты должен прежде всего освоиться с самой идеей, на которой я намерен построить игру. Тебе необходимо представить себе, что такое китайский дом и каковы правила, соблюдаемые при его постройке. Я немедленно дам тебе рекомендации в Восточноазиатский институт, где, уверен, тебе окажут помощь. Нет, постой, мне пришло на ум кое-что получше: попытаем счастья со Старшим Братом, отшельником из Бамбуковой рощи, о котором я тебе когда-то так много рассказывал. Быть может, он сочтёт унижением своего достоинства или нежелательной помехой вступать в общение с лицом, не знающим китайского, но попытаться всё-таки следует. Если он захочет, то способен и из тебя сделать настоящего китайца.