Игра в бисер

Очень скоро после этого разговора Старшему Брату было отправлено письмо с приглашением прибыть в Вальдцель в качестве гостя Магистра Игры, где ему и будет сообщено, в чём заключается обращённая к нему просьба. Но китаец так и не покинул Бамбуковой рощи. Курьер привёз от него письмо, написанное тушью по-китайски. В нём значилось: «Почётно лицезреть великого человека. Однако путешествие ведёт к препятствиям. Для жертвоприношения берут два сосуда. Возвышенного приветствует младший». Это заставило Кнехта, между прочим, не без труда, побудить Фрица поехать самому в Бамбуковую рощу, дабы испросить приёма и наставлений. Но небольшое путешествие это оказалось безрезультатным. Отшельник принял Тегуляриуса в роще с чуть ли не подобострастной вежливостью, но на все вопросы отвечал дружелюбными сентенциями на китайском языке и, несмотря на рекомендательное письмо Магистра Игры, написанное на превосходной рисовой бумаге, не пригласил прибывшего даже зайти. Расстроенный, так ничего и не добившись, Тегуляриус вернулся в Вальдцель, привезя с собой в качестве дара Магистру листок, на котором была нарисована золотая рыбка, а над ней – древнее китайское изречение. Пришлось Фрицу отправиться в Восточноазиатский институт и уже в нём попытать счастья. Здесь рекомендации Кнехта возымели большее действие: посланцу Магистра Игры оказали всяческую помощь, и вскоре он собрал всё, что только можно собрать для такой темы, не зная языка. При этом он сам увлёкся идеей Кнехта положить в основу Игры символику китайского дворика, примирился со своей неудачей в Бамбуковой роще и забыл о ней.

Когда Кнехт выслушал отчёт о безрезультатной поездке к Старшему Брату, а затем, оставшись один, взглянул на речение и золотую рыбку, его охватили воспоминания об атмосфере, окружавшей этого удивительного отшельника, о том, как сам он, Кнехт, гостил в хижине, вокруг которой всегда шелестели листья бамбука и постукивали стебли тысячелистника, вспомнил он и свою былую свободу, досуг студенческих лет – весь радужный рай юношеских мечтаний. Как хорошо сумел этот отважный и чудаковатый анахорет удалиться от мира и уберечь свою свободу, как надёжно укрывала от всей вселенной тихая бамбуковая роща, как глубоко и крепко вжился он в эту ставшую для него второй натурой опрятную, педантичную и мудрую китайщину, как крепко замыкало его год за годом, десятилетие за десятилетием, в своём магическом кругу, сновидение его жизни, превратив его сад в Китай, его хижину – в храм, его рыбок – в божества и его самого – в мудреца! С глубоким вздохом Кнехт оторвался от этих размышлений. Сам он шёл или был ведом другим путём, и теперь задача заключалась в том, чтобы пройти этот предначертанный ему путь, не заглядываясь на другой и не сворачивая в сторону.

Вместе с Тегуляриусом он составил план и во время нескольких, с трудом вырванных часов сочинил свою Игру, передав всю работу по сбору материалов в Архиве и записи двух первых вариантов другу Фрицу. Новое содержание придало их дружбе новую жизнь, новые формы, да и сама Игра, над составлением которой они трудились, во многом обрела иные черты, обогатившись, благодаря своеобразию и изощрённой фантазии Тегуляриуса. Фриц принадлежал к вечно неудовлетворённым и вместе довольствующимся скромными результатами людям, которым свойственно без конца поправлять всеми одобренный букет или накрытый стол, из малейшего пустяка делать целую проблему, труд на весь день.

И в последующие годы Кнехт решил уже не менять раз установившегося обычая: большая ежегодная Игра должна быть делом двоих. Тегуляриусу это приносило двойное удовлетворение: для друга и Магистра он оказался полезным и даже незаменимым в столь важном деле, само же торжество он отпразднует хотя к не названным, однако элите хорошо известным соавтором ежегодной Игры.

Поздней осенью первого года службы, когда друг его ещё был погружён в занятия китайским, Магистр в один прекрасный день, пробегая записи в дневнике канцелярии, наткнулся на следующую: «Прибыл студент Пётр из Монпора, рекомендован Magister musicae, передал приветствие от бывшего Магистра музыки, просит предоставить ему кров и ночлег и допустить к работе в Архиве. Помещён в гостевом флигеле для студентов». Что ж, студента вместе с его ходатайством он мог спокойно предоставить людям из Архива, это было обычным делом. Но вот «приветствие отбывшего Магистра музыки» – это уже касалось лично его. Кнехт попросил вызвать студента. Тот оказался молчаливым молодым человеком, вместе мечтательного и пылкого вида, явно одним из монпорской элиты, во всяком случае аудиенция, предоставленная Магистром, была для него не в диковинку. Кнехт спросил, что студент имеет передать от старого Магистра музыки.