Игра в четыре руки

А вот теперь все по-взрослому: серия сверху, по подставленному клинку, от которых невольно проседаешь, а удары болезненно отдаются в запястье. Подныриваю под взмах палаша, толчок баклером в открывшийся бок — Серега отлетает, проворачивается на пятке и останавливается, раскручивая перед собой стремительное мулине.

Меч Мак-Мэда не сломлен никем ни в турнире,
Hи средь битв, ни в низине, ни на вольных холмах.
Hо для леди Хайленда нет желаннее в мире
Песен рыцаря в черном, что сводят с ума
Женщин клана Гэллмах…

Моя очередь, и я рублю сверху, с широкого замаха. Аст закрывается сливом и, одновременно уходя в сторону, отвечает косым, с кистевого проворота, в шею. На долю секунды запаздываю с защитой, и клинок прилетает прямиком по ключице, вернее — по прикрывающему ее жгуту пледа. А-оу! Больно-то как…

Мне понятен твой гнев, но поверь мне, как тану,
Бог не создал для мира неподатливых бед.
Уж тебя ли, герой, я испытывать стану,
Как сорвать с плеч врага и башку, и берет,
Алан Мак-Мэд?..

Аст вовремя все понимает — делает три шага назад, свирепо вращает глазами, раскручивает палаш так, что тот расплывается в сверкающий туманный диск. Нормальный ход — дать партнеру перевести дух и снова включиться в ритм схватки.

Запоздал твой совет, ибо чаша испита,
И жестокий урок мной сопернику дан —
Там, где вереск цветет у речного гранита,
Рыцарь в черном лежит, вечным сном обуян.
Я не лгу тебе, тан…

А рука-то обвисла, как бы не перелом ключицы… Но — «шоу маст гоу он». Картинно роняю баклер — он с лязгом катится по доскам, пока не падает со сцены, — перехватываю правое запястье «а-ля Лиам Нисон»[12] и, пошатываясь, иду на партнера. Все, отработанная связка пошла псу под хвост, дальше импровизируем. Спасибо девчонкам, маракасы послушно отбивают ритм, помогая собраться.

Так зачем ты покинул обители клана,
Где вьется вкруг вереска солнечный свет,
Где навек упокоила рваная рана
Ненавистного барда, виновника бед?
Возвращайся, Мак-Мэд!..

Это не фехтование, а рубка, яростная, свирепая, в полную силу. И никакого романтического звона — скрещиваясь, палаши глухо дребезжат или отдаются гулким лязгом, когда удар приходится в подставленный баклер. Удар понизу с приседом, по ногам — Аст высоко подпрыгивает, пропуская клинок. Выпрямляюсь и с шагом бью горизонтально, целя в шею — так, чтобы слышен был на замахе свист лезвия…

Hе видать мне ни пира, ни свадебной пляски,
Пенный кубок не пить, не обнять тонкий стан.
Брошен плед мой в костер, и в неистовом лязге
Гордых горских клинков клан Гэллмах, гневом пьян,
Меня проклял, о тан!..

Финальный удар Аст неожиданно пропускает — кончик клинка задевает лоб, над правой бровью. И Серега не подкачал: поднес левую руку ко лбу, картинно качнулся и с грохотом повалился на доски. А я победно вскидываю руку с палашом, поворачиваюсь к залу и встречаюсь взглядом с Галиной. Она рвется на сцену, Татьяна Иосифовна деликатно ее удерживает — но надолго ли этого хватит?

Рыцарь в черном, укравший сердце нежное леди,
Рыцарь в черном, затмивший ей песнями свет,
Он, уснувший навек в окровавленном пледе,
Рыцарь в черном — мой брат, Эдвин Мак-Мэд…[13]

Секундой позже ко мне присоединяется Аст, и вместо аплодисментов зал испускает общий испуганный вздох. Оборачиваюсь и замираю от ужаса — с Серегиного лба стекает струйка крови, заливает глаз и капает на рубаху, расплываясь по светлому полотну багровыми пятнами.

Мне одному кажется, что мы слегка перестарались?..

— Вы что, совсем спятили? — Классная в бешенстве. — Абашин, ты же мог ему голову проломить, насмерть!

Дело плохо. Если называет по фамилии — значит, разозлилась всерьез. Пора пить горькую чашу ответственности. А кому ж еще? Затеял — изволь расплачиваться по полной.

— Ну, Галина Анатольевна… — Я делаю честные глаза и принимаюсь ныть. — Мы же не нарочно, и царапина пустяковая. Раны в голову, они всегда такие: крови много, а опасности никакой.

— Раны? — Галина задохнулась от возмущения — Ты вообще соображаешь, что несешь?! Рана у него!