Игра в гестапо

– Что стоите? Бежим! – громко зашептала блондинка, наводя свое оружие на входную дверь. – Ну, давайте, черт вас возьми! Вон там, возле трюмо, черный ход, про него они наверняка еще не знают… Господи, да ползите скорее, они же сейчас явятся!… Стойте, чемодан забыли!… – Быстро, но бережно прекрасная Надежда подхватила свободной рукой дипломат и вручила его Дмитрию Олеговичу. А затем той же рукой направила Курочкина в сторону трюмо.

– Только после вас, – заупрямился Дмитрий Олегович, не трогаясь с места. Сегодня его назвали ШЕФОМ, а он знал, что капитан покидает тонущий корабль последним. Или гибнет в пучине, стоя на мостике при всем параде.

– Вперед, вперед, я за вами! – Очень решительно белокурая красавица подтолкнула своего капитана Курочкина к черному ходу. – Давайте, я прикрою…

– Эй, вы там! – послышался из-за входной двери знакомый бас господина Седельникова. – Пусть выйдет паршивка с деньгами, и разойдемся по-хорошему.

«Как бы не так!» – ответил про себя Курочкин, пробираясь между мебельными островками. Он слышал, как вслед за ним быстро следует девушка. В дверь застучали что есть мочи, и, судя по треску, она стала заметно прогибаться…

Тью-тью!

Зазвенело оконное стекло, и сразу осыпалась разбитая люстра, обдав Курочкина веером мелких осколков: пока Седло отвлекал их внимание у дверей, кто-то из его гоблинов обстрелял их через окно.

– Сукин ты сынок! – почти весело пробормотала позади блондинка и, должно быть, пальнула в ответ: комната наполнилась звуками выстрелов, уже другими по тону, выше. Звонко взорвалось еще одно окно, над головами вновь пробушевал стеклянный буранчик, почему-то легкий, как пыль.

Тью-тью-тью!

Звуки ответной пальбы неожиданно оборвались.

– Дима… – прошелестел очень тихо голос блондинки. – Беги… те…

Курочкин испуганно обернулся – и словно бы попал в безвоздушную яму, не вдохнуть и не выдохнуть.

Случилось непоправимое.

Прекрасная Надежда, девушка с картинки, сказавшая сегодня Курочкину «мы с вами», лежала на полу неподвижно. Крови было так много, что, казалось, она вытекла вся, до капли, и в артериях и венах ее не осталось. Но прекрасные глаза еще жили, губы еще шевелились.

– Бе-ги-те… – отчетливо повторила белокурая красавица. – Ко-му… го-во-рю… начальник…

Глаза ее закрылись, пальцы разжались, и бесполезный пистолет со звоном упал на пол. «Застрелите меня, не поверю…» – внезапно вспомнил Дмитрий Олегович ее фразу из разговора. Легкомысленно брошенная приговорка стала судьбой. Она не поверила. Ее застрелили.

А он, Курочкин, – снова жив. Вечный свидетель чужих несчастий, игрушка Фортуны, путаник, верный муж, невезучий дурак…

Что было дальше, он так и не смог потом в точности припомнить. Кажется, он бежал по каким-то шатким и затхлым лестницам, по гулким пустым коридорам, по переходам, обшитым гнилыми трухлявыми досками. Кажется, он плакал на бегу, но, возможно, ему это чудилось.

Потому что, когда он пришел в себя, глаза его были сухими.

Он стоял прямо посреди дороги и бессмысленно водил пальцами по рифленому радиатору маленького, похожего на желтого майского жука, автобусика. Вверх – вниз. Вжжик – вжжик. Трень – брень.

Шофер автобусика, мощный детина, бегал вокруг него, размахивая монтировкой, и что-то злобно орал. Сперва Дмитрий Олегович увидел только гневно распахнутый рот, а потом явились звуки.

Шофер костерил Курочкина самыми последними словами. Если бы не отличные тормоза у этой автобусной развалюхи (кто бы мог подумать?), Дмитрий Олегович, интеллигент гнилой, хрен моржовый, паскуда, был бы уже на том свете. «Чуть-чуть не считается, – тупо подумал Курочкин. – Пока я – на этом свете. А Надежда умерла».

– Она умерла… – зачем-то сказал он вслух.

Шофер, вероятно, не был сволочью. Присмотревшись к Курочкину, он оборвал на полуслове цепочку заковыристых шоферских ругательств и перестал махать своей монтировкой.

– Хрен с тобой, – пробурчал он. – Чего с тобой, лунатиком, говорить! Давай-ка я тебя подвезу, а то кто другой тебя угробит и сам сядет… Ну, куда тебя подбросить? Так и быть, подкину задаром… Куда?

– Все равно, – безразлично сказал Курочкин. – Она умерла.

– Псих… – буркнул водитель и легонько подтолкнул Дмитрия Олеговича к гармошке передней двери. – Я еду до Павелецкого, подойдет?

– Подойдет, – эхом отозвался Дмитрий Олегович и послушно полез в салон автобусика. «Все возвращается на круги своя, – мысленно проговорил он. – Опять Павелецкий, опять. Значит, кому-то так надо…»

– Эй, лунатик, – шофер забрался в салон вслед за Курочкиным. – Ты вещички только свои не разбрасывай на дороге. А то очухаешься потом, скажешь: водитель упер…

С этими словами шофер сунул в руки Курочкину чуть было не позабытую на дороге вещь.

Проклятый дипломат с четвертью миллиона долларов.

12