Игра в ящик

И в самом деле, какая-то постоянная приподнятость и в то же время безнадежность пронизывала все при Прохорове, словно в тайге все потерялись, и страшно, и красиво, а теперь – метрополитен им. В. И. Ленина, объявляют: «Следующая станция – Площадь Ногина» – и следующая, волнуешься ты или нет, беспокоишься или не очень, будет непременно именно она, Площадь Ногина, и ничего другого... Ни диких опьяняющих цветов, ни мертвого, в отчаяние бросающего бурелома...

«Ноль неожиданностей. Ну разве только исчезновенье навязчивой, как солнце летом, рыжей Ленки. Который месяц не появляется, наверное, с конца зимы уже. С самого са мо еда-февраля. Заболела? Вдруг вышла, как из пушки, замуж? Интересно, мелькнет сегодня в зале? Назойливая болельщица. Дура...»

– Пойдем, – сказал освежившийся Гринбаум, и Рома, бросив в урну уже давно остывший, дегтярной звездочкой запекшийся окурок, откликнулся:

– Да-да, пойдем.

На крыльце корпуса Подцепа и Гринбаум нос к носу столкнулись с Карауловым.

– Ты что, опять там дрых, сибирский лось? – Гарик казался несколько даже запыхавшимся, и керосинная рожа его переливалась. – Начальство волнуется уже, тот, что перед тобой, горячая эстонца из Кохтла-Ярве, похоже, быстро отстреляется. Они такие, разрушенцы. Даже из Ко-о-охтла-а-а Я-а-арве-эээ.

Вот как, не шлялся где попало, а сидел на совете, а потом сюда понесся. Трогательно. Ромка посмотрел на разноцветного Гарика, потом на всегда матового, непроницаемого Мотю, который сегодня, странным и необыкновенным образом, тоже казался слегка подсвеченным и даже как будто бы с подобием улыбки на губах, и сам в ответ улыбнулся.

«А ведь правда почин. Давненько никто не то что в секторе, да и в отделении не защищался. И вот наконец первый левенбуковский пошел. Пошел. Роман Романович Подцепа...»

– Поихалы? – сказал Роман, и Мотя, заразивший после своих стуковских командировок всех этим смешным суржиком, отозвался с радостной готовностью:

– До дому!

Но торопились зря. Начало защиты Р. Р. Подцепы задержалось почти на двадцать минут. Опоздал его первый оппонент. Доктор наук профессор МГИ Виктор Степанович Чуприна. И тягостное ожидание, переглядывание членов совета, шепоток ученого секретаря и мерное постукивание председательского карандаша о стол, внезапный перебив ритма уже начавшейся, уже звеневшей весело и ладно песни словно самого соискателя, еще мгновение назад цельного и неразъемного, как томская речная галечка, раскинули и разобрали на эти предсмертные, тихие и безнадежные, мгновенно замирающие звуки. Шелест бумаги, скрип стульев и резкий звонок телефона из открытой двери приемной.

Черные глаза Левенбука – вот все, что видел Роман со своего места в первом ряду. Два пулевых отверстия. И вдруг в зал, полный запахом крепчавшего и кислотой уже разившего недоумения, влетел В. С. Чуприна. Веселый и самодовольный. Словно обритый острым сизым лезвием быстрого беззаботного движения. В костюме, но без галстука, в распахнутой сорочке и в клоунских кроссовках под цвет брюк. Синий московский «адидас» с тремя полосками на белой манке. Зря, в общем, Ромка волновался за свои никому невидимые, блестящие, как олимпийский лед, зимние сапоги.

Раздались восклицания, смешки, совсем иначе заскрипели стулья, победно стукнул карандаш, и секретарь, откашлявшись, заговорил в полный голос, приглашая соискателя, Р. Р. Подцепу, занять свое место на невысокой сцене. А он уже шел, перекатывая каучук подошвы со скошенного каблука на заостренный нос, большой, широкий, вновь собравшийся, сверхплотный, неделимый, и лишь глаза немного разбежались. Но именно они, слегка косящие, непарные и непослушные, создавали видимость особой, подлинной и неповторимой ученой сосредоточенности.

«Высокая степень корреляции результатов расчетов по разработанной методике с данными шахтных экспериментов, приведенными в работе и опубликованными другими исследователями, позволяют считать предлагаемую методику применимой для расчетов предельных по устойчивости параметров режима работы приводов резания для комбайнов любой энерговооруженности во всех группах типовых условий применения по разрушаемости».