Большой Щук предлагал сначала допросить врага. Очень ему хотелось выведать настоящую фамилию соседей. Все-таки Гансы или Фрицы они, эти недобитки. Ну или хотя бы снять отпечатки лап их подлого засланца, тем более что умный Щук сразу догадался, как можно сделать для этого мастику из обычного сапожного крема и зубной пасты.
А вот маленький и глупый Хек даже слышать не хотел ни о каком дознании. И вообще о строгом и справедливом порядке рабоче-крестьянского правосудия.
– Нет, давай не будем допрашивать, а то Минаевы придут с работы и отнимут кошака. Нет, давай вздернем гада по-быстренькому, и все, – ныл как обычно Хек, тер кулачком свои глаза и только мешал брату готовиться к следствию.
Но, несмотря на это противное нытье, Щук вовсе не собирался отступать от своего четкого и ясного плана. Он доделал мастику и начал уже было графить листочки для протокола, но тут в коридоре опять два раза прозвонил звонок.
– Не гунди, ты лучше заткни твари пасть, и вообще крепче держи, – сказал Щук младшему брату и вышел посмотреть, кто это пришел.
Оказалось, что опять почтальон. Только теперь он принес не письмо, а телеграмму. Щук не стал, конечно, ее распечатывать, а приобщил к делу. То есть спрятал до прихода матери между листов специального журнала, который он давно уже смастерил из листов отцовской папиросной бумаги для разных важных записей и рисунков.
Спрятал Щук телеграмму и побежал поскорее узнать, почему это вражеский кот мяучит громче обычного, а родной его брат Хек при этом радостно скандирует:
– На старт, внимание...
Щук распахнул дверь и увидел такой «на-старт-внимание», что от злости у него затряслись и руки, и ноги.
Посреди комнаты стоял стул, и к его спинке была привязана удавка. Прямо к стулу придвинут табурет, на котором вовсю изгибался и злобно мяукал желтоглазый шпион с петлей на толстой фашистской шее. Сам Хек сидел на стуле и двумя руками держал хвостатого агента мировой буржуазии. Он считал «на старт, внимание», намереваясь, конечно, сейчас же после слова «марш» пнуть ногой табуретку и таким образом быстро восстановить революционную справедливость. Только Щук ему не дал.
Он как ястреб налетел на Хека и столкнул его со стула на пол. Хек свалился, но, падая, ловко вырвал из рук Щука его секретную тетрадку. Будто змейка, после этого скользнул по половицам и кинул тетрадку брата с уже разграфленными для допроса страничками прямо в пышущую огнем печку-буржуйку.
– Телеграмма! Телеграмма! – громко закричал Щук и бросился к печке.
Только его сбил с ног Хек, который в тот же миг завопил:
– Кот! Кот! – и кинулся прямо Щуку навстречу.
Да все это напрасно, потому что мордатый гитлеровец уже вылез из петли, взлетел на штору и был таков. Ужасный растяпа этот Хек – ни удавку толком сделать не сумел, ни затянуть. Сразу видно, ничего он не может. Только определять, кто еврей, а кто нет.
Но ни слова об этом не было сказано. Щук и Хек вообще немедленно помирились, еще сидя на полу, так как сразу же догадались, что достанется им от мамы за нераспечатанную и сгоревшую в буржуйке телеграмму обоим. Но тут Щук, который был на целый год старше Хека, придумал вот что:
– Знаешь, Хек, а что если мы маме про телеграмму ничего не скажем? Может быть, в ней вообще ни одного слова не было написано? Может быть, ее специально подослали фрицы Минаевы, чтобы нас поссорить и так сохранить жизнь этой гнусной помеси лисы со свиньей, коту Ваське?
– Они могут, – сказал Хек и вздохнул. – Но только все равно врать нельзя. За вранье мама еще хуже будет сердиться. Станет отучать конфеты брать без спроса и пальцем соскребать варенье.
А это, надо вам сказать, еще доходчивее, еще почище, чем профилактика курения. Потому что включает промывание желудка и две большие клизмы, одна за другой.
– Так мы же не будем врать, – и не думал пугаться Щук, он даже немного рассердился на Хека, который не понимает таких элементарных вещей. – Зачем нам врать? Мы просто не скажем, и все. Промолчим. Вот если мама спросит, где телеграмма, мы расскажем. А так, зачем мы будем выскакивать вперед? Мы же не выскочки?
– Это правильно. Мы не выскочки. Мы будущие пионеры, – гордо сказал Хек, потому что и он наконец-то сообразил, что к чему и очень обрадовался. – Если врать не надо, то мы и не будем. Это ты очень здорово придумал, Щук.
На том они порешили и стали тихонько ждать маму.