Игра в имитацию (СИ)

Правда он выглядит немного иначе, чем обычно. Вместо светло-бежевого пальто — почти байкерская кожанка с заклёпками, вместо идеально отглаженного джемпера — плотная чёрная водолазка с высоким горлом, вместо аккуратного низкого пучка на затылке — небрежно распущенные волосы.

Она не сразу осознаёт, что позорно пялится на него добрых пару минут, будучи не в силах прекратить. Словно проклятый Торп держит её на невидимом поводке, не позволяя разорвать чрезмерно долгий зрительный контакт.

— Уэнсдэй. Мы можем поговорить? — ровным тоном спрашивает Ксавье, и звук его низкого голоса резко отрезвляет её, тут же избавляя от мимолётного наваждения.

— Нам не о чем говорить, — холодно отрезает Аддамс, безуспешно стараясь нащупать на брелке кнопку, открывающую дверь. — То, что я помогла тебе, отнюдь не значит, что я хочу с тобой разговаривать. Ты спас мне жизнь, я вытащила твою задницу из тюрьмы. Мы квиты.

— Я не отниму у тебя много времени, — бесстрастная маска на долю секунды слетает с его лица, между бровей залегает крохотная морщинка, скулы слегка заостряются, выдавая плохо скрытое напряжение. — Пожалуйста. Мне это важно. Всего один разговор, и я больше никогда тебя не потревожу. Обещаю.

И по ледяной броне её самообладания мгновенно проходит первая трещина.

Уэнсдэй беспомощно озирается назад, словно пытаясь отыскать поддержки у Энид — но блондинка торопливо ретируется, помахав рукой на прощание. Судя по тому, как быстро она сбежала, Синклер имеет самое прямое отношение к появлению лжепрофессора и теперь опасается жестокого возмездия.

Чёрт бы её побрал.

— Уэнсдэй, пожалуйста, — с нажимом повторяет Торп, глядя ей прямо в глаза.

Oh merda, похоже, он не отстанет.

Прямой пристальный взгляд малахитовых глаз пригвождает её к месту, парализует волю, заставляет колебаться… Но это ровным счётом ничего не значит. Просто прошло слишком мало времени, и она не успела окончательно вытравить ядовитый сорняк болезненной привязанности. Вот только Аддамс категорически не склонна менять собственные решения. Один разговор ничего не исправит.

— У тебя ровно десять минут, — она убирает ключи от машины обратно в карман и скрещивает руки на груди, с вызовом вздёрнув подбородок. — Время пошло.

— Не здесь же, — Ксавье осматривается по сторонам и кивает в сторону лавочки, стоящей в окружении аккуратно подстриженных кустарников. — Давай хотя бы присядем.

Они одновременно подходят к низкой деревянной скамейке и усаживаются по краям. Уэнсдэй неосознанно отодвигается как можно дальше, внутренне опасаясь, что насыщенный аромат древесного парфюма может стать катализатором катастрофы. Нужно быть осторожнее, нельзя допустить очередного проявления слабости. Поэтому она старается сосредоточиться на запахе прелых листьев и тщательно избегает прямого взгляда глаза в глаза, изучая собственные ногти с отросшим за время пребывания в больнице маникюром.

Торп не торопится начинать разговор — наклоняется вперёд, подхватив сухой кленовый лист ярко-оранжевого цвета, и принимается крутить его в пальцах, понемногу превращая в мелкую труху. Вполне в его духе — разрушать всё, к чему он может прикоснуться.

Покосившись в сторону мужчины, Аддамс недвусмысленным жестом стучит по своему запястью без часов. Ей абсолютно некогда тратить время на молчаливые посиделки.

— Я хотел бы извиниться, — наконец произносит Ксавье, окончательно стерев в пыль многострадальный лист и небрежно сдувая оранжево-коричневые песчинки с раскрытой ладони. — Не только за маячок. Видишь ли, у меня есть дурная привычка — я постоянно тебя недооцениваю. Всегда думаю, что ты не справишься… А ты справляешься. Я был не прав. Если бы я не отверг твое предложение о совместном расследовании, всё могло бы быть иначе. Возможно, Клем была бы жива.

— Она кое-что рассказала мне о тебе. Там, в бункере, — Уэнсдэй колеблется, с трудом подбирая слова. Но этот вопрос вертелся у неё в голове слишком долго, чтобы она могла промолчать. — Почему ты прогнал её, когда она приезжала к тебе перед поступлением?

Торп отвечает далеко не сразу.

Тяжело вздыхает, касается ладонью распущенных волос, хаотично взъерошивая каштановые пряди. Похоже, воспоминания о погибшей сестре, которую он не успел спасти, и вправду причиняют лжепрофессору боль.

Будь Аддамс немного тактичнее, она не стала бы об этом спрашивать — но чувством такта она напрочь обделена. Наверное.

— Потому что моя сестра мне мешала, — нехотя признаётся Ксавье, виновато склонив голову. — Она ведь была наркоманкой. Мы выросли по отдельности, совсем друг друга не знали. И я не понимал, с чего вдруг должен возиться с её проблемами, когда мне хватало своих собственных. Очевидно, я просто идиот.

— Нет. Ты не идиот, — Уэнсдэй не должна испытывать желания его утешить, но слова срываются с губ против её воли. — Ты просто человек. Людям свойственно ошибаться.

— Наверное, ты права, — он кривовато усмехается, но отчего-то это выглядит совсем не так снисходительно как обычно. — Я только и делаю, что совершаю ошибки. Особенно во всём, что касается тебя.