Сердце гулко стучит в груди, когда Аддамс крепко обхватывает член у основания и немного подаётся вперёд, прижимаясь губами к горячей головке. Торп шумно втягивает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и инстинктивно толкается бёдрами вперёд, заставляя её шире приоткрыть рот. Напряжённый член плавно скользит вдоль языка, погружаясь глубже — и очень скоро упирается в горло.
Уэнсдэй невольно морщится от слишком резкого проникновения. Стараясь дышать носом, она подаётся назад — а потом снова вперёд, обводя кончиком языка контур выступающей венки.
Тёмно-вишневая помада размазывается, смешиваясь со слюной. Тяжёлая мужская ладонь ложится ей на затылок, пальцы запутываются в волосах, не позволяя отстраниться слишком далеко.
Но она и не намерена отстраняться.
От глухих стонов, поминутно срывающихся с губ профессора, все органы внизу живота скручиваются в тугой узел. По артериям словно бежит жидкий огонь, а нервные окончания пронзают импульсы возбуждения — будто маленькие разряды электрошокера.
Аддамс вновь обхватывает основание члена дрожащими от возбуждения пальцами, сжимает немного сильнее, двигая кистью вперёд и назад в устойчивом быстром ритме. Торп почти рычит, запрокидывая голову — и этот приглушённый низкий звук действует на неё подобно мощному афродизиаку.
Свободной рукой она скользит вдоль собственного тела, отчаянно жаждущего разрядки. Касается кончиками пальцев напряжённых сосков, проводит ладонью по впалому животу и наконец отодвигает в сторону насквозь промокшую полоску чёрного кружева. Первое же прикосновение к нежным складочкам, истекающим обжигающей влагой, прошибает мощным разрядом тока. Уэнсдэй слегка отстраняется, выпуская изо рта напряжённый член — с приоткрытых вишневых губ срывается первый приглушенный стон.
— Если бы это входило в экзаменационную программу, я бы однозначно поставил тебе высший балл… — Торп усмехается, но из-за сбившегося дыхания ему не удаётся придать своему тону обычную язвительность.
Она оставляет ироничный выпад без ответа.
Во многом потому, что в голове почти нет мыслей — сокрушительное желание парализует рациональное мышление, заставляя лихорадочно дрожать в предвкушении.
Чертов профессор потемневшими от возбуждения глазами следит за тем, как она ласкает себя. А спустя несколько секунд склоняется над Аддамс и мягко сжимает тёплыми ладонями её плечи, принуждая подняться на ноги — а потом увлекает её в сторону широкой кровати, застеленной тёмно-серым покрывалом, попутно избавляясь от остатков своей одежды. Она подчиняется, мысленно ужасаясь собственной покорности. Такой внезапной и совершенно для неё не характерной.
Машинально кусая губы, Уэнсдэй ложится поперёк постели, ощущая, как гладкий атлас покрывала приятно холодит обнажённую спину — и призывно раздвигает ноги. Торп нависает над ней, глядя прямо в глаза. Насыщенная бархатная зелень его радужек почти полностью скрыта под чернотой расширенных зрачков.
Он склоняется к её груди, припадает губами к соску, опаляя горячим дыханием ледяную бледную кожу… Oh merda. Она стонет громче, инстинктивно выгибая спину в безотчётном стремлении усилить тактильный контакт.
Сильные мужские руки ложатся на бёдра, пальцы яростно впиваются в выступающие хрупкие косточки, пока зубы Ксавье на секунду смыкаются вокруг затвердевшего соска.
Яркость ощущений зашкаливает до критической отметки — мышцы внутри требовательно сжимаются вокруг пустоты, выделяя всё больше горячей липкой смазки.
Обжигающие губы скользят ниже, оставляя влажную дорожку на впалом животе с напряжённым прессом. Но ей нужно больше, намного больше этих дразняще лёгких поцелуев. Повинуясь первобытным инстинктам, она шире разводит ноги и приподнимает бёдра, позволяя ему стянуть насквозь промокшее нижнее белье. Отбросив на пол невесомую паутинку чёрного кружева, Торп опускается на колени перед кроватью и решительно подтягивает Аддамс к самому краю постели.
Она снова стонет и зажмуривается, почувствовав первое прикосновение его губ к изнывающему клитору — это слишком острое ощущение, чтобы можно было сдержаться.
Жалкие остатки самообладания рассыпаются на осколки, когда Уэнсдэй запускает тонкую руку ему в волосы, притягивая ближе к себе.
Чертов профессор явно знает, что делает.
Горячий язык умело описывает несколько круговых движений, заставляя её стонать в голос и извиваться всем телом от нетерпения.
От интенсивности воздействия по спине бегут мурашки, все нервные окончания воспламеняются. Длинные пальцы скользят вдоль нежных складочек, собирая влагу — а мгновением позже раздвигают их и медленно проникают внутрь. Совсем неглубоко, всего на одну фалангу. Но даже это подобно тысячевольтному разряду тока.
— Глубже… — бессвязно шепчет Уэнсдэй, неистово кусая губы в бесплодных попытках унять рвущиеся из горла стоны. — Жестче…
— Какая ты нетерпеливая, — даже в такой волнующий момент проклятый профессор остаётся верен своему извечному ироничному тону.